конуру. Не обращая внимание на вонь я погрузился в сладкую дрему и проспал до самого обеда. А тут уже и день-деньской и в брюхе крутит. Продрав глаза и согнал с головы черную курицу и прокрался в сени, а там на столе (о, чудо!) целая крынка густого закисшего молока. Любил я, знаете ли, этот кисломолочный продукт за благотворное воздействие на мой истощенный кишечник.
Наевшись простоквашки, я кинулся скакать по лугам. Было у меня чудесное настроение от замечательной погоды и свежего воздуха. Только вот не застраховался я от случайных падений. И вот поскользнулся по неосмотрительности на курином помете и угодил с размаху копчиком на плуг. От такой резкой боли помутилось в глазах и я потерял сознание. Странным образом это страшная травма заставила меня вспомнить неприятную правду из прошлого. Оказывается, я уже был здесь. Ночевал в хате стариков, едовал простоквашку и парил ноги в киселе.
Как сейчас помню тот страшный день. Стояла теплынь, а мы топили баньку. Я чувствовал, что мир лежит у меня перед самым носом. Оставалось только пойти и взять его. Но перед тем как покорить мир следовало как следует помыться. Идти париться я не хотел, но вот посмотреть, как дед стегает бабку еловым веничком не отказался бы. Ждать оставалось еще долго и я пошел прогуляться на пригорочек. Был у меня там один могильничек — из одной ямы неглубокой торчала мина фашистская. Я всегда обходил ее стороной, но она притягивала словно магнит и ничего с этим не поделаешь. Боялся вот только я как-нибудь тронуть ейный хвостик, из земли торчащий, и отправиться к праотцам.
— Но только не сегодня. — и я двинул обратно, в сторону баньки, насвистывая себе под нос.
Как раз за первыми посетителями закрылась дверь, а я должен был быть следующим. Но просто сидеть и ждать своей очереди чудовищно скучно. И вот я уже смотрю в махухонькое запотевшее оконце, обтянутое бычьим мочевым пузырем, щурю глаз, а там то мелькает безразмерный зад бабуси, то прелые дедовы яйца. Дурота какая-то! Я думал, будет мутно, думал, экшн будет, а тут на тебе. Но только я подумал об этом, как дедова кочерыжка пришла в действие, а старухин целлюлит задрожал как студень. Мне, признаться, для разрядки хватило бы и простого веничного спанкинга, но никогда не знаешь, что за сюрпризы тебе жизнь готовит. Не то чтобы я кайфовал от вида совокупляющихся родственников, поймите меня правильно, но сама ситуация вызывала возбуждение. И чтобы как-то абстрагироваться от родственной связи, я подключал воображение и представлял… или даже лучше будет сказать, мысленно приделывал старикам пёсьи морды. Получалась эдакая собачья случка. Оставалось только додумать хвост баранкой и, уверен, Вам бы точно понравилось! Забыл сказать, меня довольно мощно заводит собачья любовь. Надеюсь, и вы не против такой сексуальной фантазии.
Все было прекрасно, но я отвлекся (говорю же, у меня рассеянное внимание) и не заметил, как в окошечке показалась красная дедова физиономия. Тут и бабка заверещала и дверь баньки скрипнула. Рассвирепевший старикан уже выглядывал обидчика с крыльца на полусогнутых креглях.
— Выходи, подлый трус! Что, пидор гнойный, дрочить научили, а как спускать еще не проходили?
Я схоронился за навозной кучей. Дрожал всем телом и прекрасно понимал, что легко отделаться не выйдет.
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать, в рот тебя, блядь!
Меня, здоровенного лба, впервые в жизни так знобило. Бежать было некуда и я решил сидеть тихо — авось пронесет! Пердун подбирался все ближе, а его ноздри вбирали воздух словно собачий нюх. Я уже вплотную прижался к перегнивающим испражнениям, как будто в них было мое спасение. Хотя… так оно и есть! Запах говнеца отобьет вонь страха, это точно! Нельзя было медлить ни секунды и я, собравшись с духом, начал погружать голову в бычьи какашки. Чем глубже я погружался в спресованные экскрименты, тем сильнее становился рвотный позыв, но по крайней мере становилось немного спокойнее. Перестали доноситься страшные ругательства деда и от этого сердце больше не уходило в пятки. Казалось, что я нахожусь в каком-то бомбоубежище, а вернее сказать, говноубежище. Конечно, я не дурачок и не ограничился засовыванием только головы в навоз, уже большая часть моего тела погрузилась в теплый коровий кал. Уже и задница скрылась под толстым слоем перегноя. Обезопасив себя, я на время притаился и напряг слух. К сожалению, вонища напрягала ноздри и мозг не мог как следует сконцентрироваться на звуках. Кроме того, мне прямо в нос попала солома, не успевшая перевариться в брюхе быка. Желание чихнуть стало невыносимым. Я попытался закатить глаза (говорят это помогает), но все тщетно и меня прорвало. Чихнув я даже немного нарыгал и… тут почувствовал как мою щиколотку схватила сильная мужская рука.
— Что это ты там делал, пацан? Неужто гуся давил на бабуськины дойки? Что ж ты так позорно в куче навоза прячешься? Надо было не таясь, ко мне подойти, я б тебе за поллитры такое кино устроил! Хотя, хуй тебя знает. Ума нет! Может ты там на мои обвисшие чресла зыркал! Что скажешь? — дед так и держал меня за ногу. Я не мог вымолвить ни слова, тем более находясь в таком щекотливом положении.
— Так ты у нас фанат члена, получается? — хохоча вопрошал крепкий старик. — Может, хочешь моего контуженного откушать?
Дедовы гениталии болтались как раз неподалеку от моего, извазюканного в навозе и немного рвоте, лица. Левое яйцо сильно перевешивало, колебаясь словно маятник. Я засмотрелся и вот меня уже во всю колотят по лбу залупой, больше похожей на разваренную сардельку, чем на головку полового члена.
— Ну, так скажи: «дед, я обожаю член!» и я отпущу тебя живого и даже почти здорового. От тебя требуется только сказать правду.
Я промычал что-то нечленораздельное.
— Я так и знал. — расстроился дедушка. — Придется тебе угоститься моим петушком, чтобы в педики определиться.
Тут из баньки выскочила бабка и закричала, что есть мочи:
— Не трожь, унука! У его еще и первого разу с женщиной не было, а ты его с пути истинного сбить удумал, к хую приучая!
На лице деда промелькнула тень сомнения. Создалось впечатление, будто он действительно сожалеет о содеянном. По всему было видно, что в его черепной коробке протекает мыслительный процесс.
— Да, пацан, у тебя еще вся жисть впереди, но от лобызания такой вкуснятины еще никто гомосеком не становился! — с этими словами он угостил меня своим черенком. Я неумеючи чвякал-хуякал, стараясь продемонстрировать весь свой небогатый сексуальный опыт ртом и не пасть в грязь лицом. Хотя, если вдуматься, падать ниже уже не представлялось возможным.
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор. — пел деда, виляя бедрами и придерживая мой затылок за волосы. — Все выше, выше, и выше…
… дед явно был недоволен моими оральными способностями, потому как бросил горланить песнь на середине и, видимо поняв, что дальше продолжать не имеет смысла, разжал пальцы. Я отполз в сторону и, глотая слезы и дедову смазку, прибился к тачке. Тачка была старая, с кусками навоза, налипшими со всех сторон, но рядом больше никого не оказалось, чтобы утешиться и я обнял её. Бабка, та уже вовсю хлестала дедка хворостиной. Облеванный, обосранный и хуем опущенный я лежал на земелюшке и не мог понять, что же я сделал не так? Где в жизни повернул не там? Кто мы есть и откуда пришли, то есть, я хотел сказать, что есть поесть и куда вечером пойти? В общем, я не собирался так просто спускать всё моему обидчику!