Бусина в ожерелье

Бусина в ожерелье

Очередной работник в алом выпустил первую девушку из ошейника и повёл на сцену. Невольницы переместились на шаг вперёд. Макс перегнал освободившееся кольцо на последнее место и адресовал мне приглашающий жест рукой. Я не удержалась и спросила Эльзу, почему девушка на сцены пошла без всего, без наручников, клеток и прочих радостей.

— Она идёт в новую, неизвестную ей жизнь. С новым именем и новыми родителями. Это как акт рождения. Поэтому она должна прийти туда босой и голой, как и в первый раз.

Эльза подвела меня к цепочке рабынь и я заняла своё место.

— Ты финальный лот вечера. Тобой завершают. Так что не подведи.

Ещё немного и тётка бы прослезилась, от предвкушения той суммы, которой я могла пополнить её личный счёт. Она была мне больше неинтересна. Та часть жизни, в которой она имела возможность влиять на меня, закончилось. Остальное в руках и глазах других людей.

Я слушала аукциониста, ведущего процесс торгов. Циничный, вульгарный, но умеющий соблюсти меру. Мне стало интересно, какие слова он найдёт для моего описания. Суммы шли по нарастающей. Девушка, которая освободила мне место и ошейник, ушла за сто двадцать тысяч евро. Даже за вычетом процента хозяина торгов это была внушительная сумма. Предпоследняя, которая стояла передо мной, тоже блондинка, получила ценник в сто восемьдесят.

Наконец, настала моя очередь. Алый смокинг пришёл за мной, отстегнул, приказал снять бахилы и вывел на сцену.

Сцена была открытой, с выступающей площадкой. Ведущий торгов находился на открытой сцене, а меня вывели вперёд, на выступ. Зал был освещён, что бы видеть поднимаемые номера и я смогла рассмотреть покупателей. Сколько людей. Мужчины, женщины, взрослые, старые и молодые. Больше всего я боялась попасть к молодому пресыщенному и развращенному большими деньгами хлыщу. Им не ведомо слова жалость и сочувствие.

Погонщик в алом с очередным стрекалом отдавал мне команды. Пройдись по кругу, остановись. Наклонись, сядь на корточки, встань на четвереньки задом к залу, раздвинь ягодицы, попрыгай. Выше!

Ведущий комментировал каждое моё действие, как при этом смотрится та или иная часть тела, просил обратить внимание на особые достоинства. Я абстрагировалась от происходящего, убеждала себя, что всё это происходит не со мной. Я кукла наследника, я Суок, это заводной ключик.

Когда цена дошла до двухсот тысяч, аукционисту передали записку из зала. Он зачитал просьбу, показать какого цвета у меня малые половые губы. Она блондинка, но достаточно ли они там светлые, что бы платить такие деньги. Зал поддержал это заявление.

На сцену вынесли аналог портативного гинекологического кресла, в которое меня и усадили, широко разведя ноги. Подошёл оператор с камерой и начал крупно снимать моё влагалище, что бы во всех рядах могли рассмотреть его цвет. Не знаю, на какие мониторы шла трансляция, но видимо все желающие смогли насладиться картиной.

Меня сняли с кресла и снова отправили ходить и улыбаться. Я пыталась удержать слёзы, но они всё равно капали. Это произвело ещё больший фурор, снова замелькали таблички и суммы. Любой ужас рано или поздно заканчивается. Мой завершился на двухсот сорока пяти тысячах. Я не видела, кто меня купил. Я просто хотела уйти с этой сцены.

Меня снова увели вниз, снова вручили Эльзе. Она явно была в экстазе, спросила может я пить хочу, или чашечку кофе? Я ответила, что хочу только спать.

— Сейчас, передадим тебя владельцу и поспишь.

Эльза снова отвела меня в медицинский отсек. Там мне сделали инъекцию в правую руку. Врач объяснил, что это микрочип и если я соберусь бежать, что должна знать, что найдут меня легко и быстро. Потом Эльза надела мне на шею цепь с кулоном, объяснив, что номер на кулоне, это мой персональный код в базе данных временно несвободных людей. И если я решу продлить контракт, то достаточно назвать эти цифры. Заново заполнять анкету уже будет не нужно, можно отредактировать нужные пункты, если мои границы расширятся. Мне снова выдали балахон и вернули в ту самую комнату, с которой сегодня началось моё путешествие в мир рабства. Прошло всего четырнадцать часов, с того момента, как я вошла в это здание. Но выходила из него другая девушка, у которой уже не было старого имени, но ещё не было и нового. Эльза была права, когда говорила, что на этой сцене мы рождаемся заново. Впереди новая жизнь, новое имя, новые родители. Я взяла свой рюкзак, обхватила мягкий островок своей прошлой жизни руками и стала ждать будущего. До него оставалось несколько минут.