Моя мать выпрямилась и на дрожащих ногах подошла к большому столу, стоявшему в центре комнаты. Затем она легла животом на его холодную поверхность и вытянула руки вдоль туловища, ладонями к бедрам. Видимо она надеялась защитить свою бедную попу, если терпеть боль больше не будет сил.
— Ты что, меня за дуру держишь?! Руки вперед! — гаркнула Анжела.
— А что бы тебе было чем их занять, держи вот это! — и она всунула маме в руки свою недопитую бутылку конька.
— Если прольешь хоть одну каплю, то сильно пожалеешь! — предупредила Анжела.
— Да, совсем забыла, последний штрих. — Анжела расстегнула застежки на мамином лифчике, резким движением выдернула его из под лежащей женщины, а затем грубо впихнула его ей в рот.
Мой разум отказывался принимать реальность происходящего, это казалось каким-то нездоровым и диким сном. Моя добропорядочная мать лежит голая на столе, в ее вытянутых вперед руках красуется бутылку конька, а во рту кляп из собственного лифчика … бред ….
Тем временем Анжела встала у края стола и стала наносить удары своим орудием пытки поперек ягодиц беззащитной жертвы. При каждом ударе обе половинки маминого зада подпрыгивали и по ним расходились волны, словно это был некий желеобразный пудинг.
— А-а-й … хва-а-т … А-нжел … ненад … о-й … ! — жалобно кричала и повизгивала мать, выплюнув из зо рта лифчик.
Однако через некоторое время, что-то изменилось в мамином поведении, несмотря на непрекращающиеся удары ремня, ее крики стали затихать и сменили тональность. Теперь, наряду со звонкими звуками шлепков ремня, стали слышны глухие стоны, и в этих стонах явно угадывалась не только реакция на боль. В этих стонах, было нечто … нечто нездоровое, сладостное и извращенное …
Мать уже не сжимала бедра, а ее ноги стали медленно раздвигаться, и кончик ремня все чаще и чаще попадал на внутреннюю поверхность ляжек, достигая самых интимных мест. Выражение ее лица было полубезумное, широко раскрытые глаза смотрели остекленевшим и пустым взглядом, а из полуоткрытого рта стекала слюна на подбородок.
Анжела перестав стегать мамину задницу, схватила свою жертву за волосы и приподняла ей голову.
— Признайся, тебе на самом деле все это нравится, шлюха? — спросила Анжела, нагнувшись к маминому лицу.
— Не слышу ответа! — крикнула она и влепила маме сильную пощечину.
— Да … — глухо прошептала моя мать.
— Громче! Скажи громко, что тебе нравится шлюха! — потребовала Анжела.
— Мне нравиться, когда ты делаешь мне больно и называешь шлюхой … — каким-то чужим и хриплым голосом произнесла мать.
Анжела похабно рассмеялась и выхватив из маминых рук бутылку сделала несколько глубоких глотков коньяка прямо из горлышка. Затем она пролила коньяк на мамин зад и стала медленно слизывать его языком с покрытых красными, вспухшими полосками ягодиц. Закончив это занятие она заявила :
— Ну что ж, раз я доставила тебе «удовольствие», теперь ты должна меня отблагодарить! — и с этими словами Анжела стала раздеваться.
На пол упали юбка, лифчик, трусики и вскоре на ней ничего кроме туфель не осталось. Моему взору предстали немного отвислые груди, поддернутые легким целлюлитом бедра и покрытая густыми, черными волосами промежность Анжелы. Я поначалу не совсем понял, что у нее на уме и продолжал наблюдать за происходящим.
Мама неподвижно лежала на столе, и казалось утратила связь с реальностью. Анжела, сев на стул, послуживший перед этим своеобразной дыбой, произнесла:
— Эй, поблядушка, а ну как иди сюда! Пора проверить, на что способен твой язычок! — и с этими словами Анжела стала нежно водить кончиками пальцев между своих ног.
Мама приподняла голову, и на ее лице отразилось замешательство, когда она увидела свою голую мучительницу, сидящую на стуле и мастурбирующую.
— Я кому сказа! Быстро ко мне! Или может твой развратный зад хочет еще ремня? — зловеще проговорила Анжела.
Видимо отбросив последние понятия о морали и приличиях, моя мать с затуманенным безумным взглядом, двигаясь подобно роботу, медленно слезла со стола. Затем она на четвереньках подползла к сидящей на стуле Анжеле и встала перед ней на колени. Анжела тут же схватила ее за волосы и сильным рывком прижала мамино лицо к своей волосатой промежности.
— Давай, лижи чертова поблядушка! — приказала Анжела.