У меня есть двоюродный брат. Мы с ним ровесники. В детстве мы были не слишком дружны, виделись редко, — только на каких-то семейных сборищах. Будучи же подростками, не общались вовсе. Потом я уехала в другой город, где прожила у родственников два года. От них я привезла для брата «передачку», и это был повод для встречи. Тогда нам было лет по 18, кажется… Я позвонила ему, у него как раз сидели в гостях друзья, ни одной девчонки… но он пригласил меня придти на эту вечеринку. Я согласилась. Мы пили пиво, вино… без разбору, как можно делать в этом возрасте, не опасаясь головной боли. Играла какая-то музыка, уже не помню, что было модно тогда. Кассетные магнитофоны, конечно, не были редкостью, но присутствовали не в каждом доме. У моего брата был. В комнате был приглушенный свет, несмотря на то, что других девчонок, кроме меня не было, и создавать атмосферу интима не было необходимости. Вдруг мой брат предложил мне потанцевать. До этого мы уже немножко выпили, были разгоряченными, я кокетничала и флиртовала как с его друзьями, так и с ним самим. Созданию у меня игривого настроения способствовало и то, что я ведь его почти что не знала, он для меня был практически незнакомым парнем. Очень симпатичным парнем, кстати. Он и раньше не был тощим сутулым подростком, а за те пару лет, что мы не виделись, вообще сильно возмужал, выглядел постарше своего возраста, в общем, я нашла его очень приятным, хотя в то время сверстники меня не очень привлекали.
Мы танцевали, о чем-то болтали, хихикали, он шутя прижимал меня к себе, я отвечала тем же, — словом, флирт продолжался. Его друзья были заняты пивом, обсуждением футбола и какой-то Лены, которая…. В общем, обычный треп.
В магнитофоне стояла кассета, на которой были сплошняком медленные композиции, и мы танцевали уже, кажется, подряд под третью. Я чувствовала легкое возбуждение — и от выпитого, и от того, что меня прижимает к себе симпатичный парень, и еще сильнее от того, что это мой брат. Он, кажется, испытывал то же самое. Постепенно мы стали все меньше хихикать и разговаривать, а он обнимал меня все крепче. На мне были джинсы и какая-то короткая кофточка, это я помню потому, что в один момент его пальцы вдруг скользнули мне под нее, легли на впадинку на моей спине и начали ее тихонечко, аккуратно поглаживать. Я обнимала его за плечи, прижимаясь щекой к его шее, вдыхала его запах и начинала понимать, что происходящее уже мало напоминает шутку. Я чувствовала, как мне в живот упирается нечто твердое, понимала, что он тоже завелся…
Наконец, настал уже такой момент, когда продолжать это становилось неприличным, его друзья могли обратить на нас внимание… Мы оторвались друг от друга, подсели к ним, выпили еще немножко, оба были не в меру разговорчивы — как часто бывает от смущения. Время было уже вечернее, и я собралась домой. Его друзья не собирались расходиться (родителей его не было дома, и они настроены были на продолжение пивной вечеринки), а вопрос о моем провожании или, тем более, ночевке, не поднялся. Я сказала, что благополучно доберусь сама, мы чмокнули друг друга на прощанье и я ушла.
Нет, я не чувствовала какого-то особого разочарования, страшного волнения, но… Думаю, если бы его друзья вдруг покинули нас, мы на этом могли не остановиться. Сложно сказать…
Прошло года три, за это время мы часто встречались, ходили вместе куда-то, — всегда с кем-то еще, и ситуация не повторялась. Но воспоминание о ней осталось, по крайней мере у меня.
Настал канун Нового года. Я в то время поссорилась со своим парнем, а потому в ту компанию не пошла из принципа, а в другую — по причине мрачного настроения. Осталась дома с родителями. К ним пришли друзья, собралась большая компания. Мне было скучновато… Вдруг звонит мой брат — поздравить моих родителей с Новым годом и передать поздравления мне. Его удивило, когда мама сообщила, что я дома, и передала мне трубку. Уж не знаю, не помню, — что там у произошло у него в тот вечер, может быть, то же самое, что у меня, — но он тоже оказался без компании, торчал среди друзей своих родителей (компании у наших предков были разные) и от скуки названивал всем с поздравлениями. Естественно, мы решили объединиться. Он приехал к нам, чудом поймав на улице какого-то частника, чуть не опоздав к бою курантов. Мы еще посидели с друзьями родителей и, набрав вкусностей и вина, удалились в мою комнату, там у меня стоял телевизор.
Постепенно разомлев, мы устроились очень удобно, — он сидел, откинувшись на спинку дивана, а я полулежала, поставив ноги на кресло, а голову пристроив на его плече. Смотрели телевизор, ни о чем особенном не разговаривали. Хотя мы и не танцевали, ситуация стала напоминать ту, давнюю… Юбка у меня сползла до бедер, открывая ноги, поправлять я ее и не думала. Мною завладела мысль — а что было бы, если… В моем кругу были модны свободные взгляды на все, начиная от одежды и заканчивая сексом, и меня вовсе не смущала ситуация с братом… Но волновала, конечно.
Я что-то спросила у него, при этом как бы случайно повернувшись так, чтобы прижаться грудью к его руке и откинув голову назад, так, чтобы чуть только не ткнуться губами в его щеку. Заметила, как он вильнул взглядом от моих оголенных и слегка раздвинутых ног. Хотя мое лицо было очень близко к его, он еще ниже наклонил голову, словно не расслышал, и переспросил. Я повторила. Он что-то пробормотал в ответ.
Не помню уже деталей, как и что… Помню только, что мы как-то вдруг начали целоваться… — Сначала очень легонько касаясь губ друг друга, потом все настойчивее и настойчивее. Он словно боялся шевельнуть той рукой, к которой я прижималась грудью… На вторую мою грудь он положил свободную руку и начал поглаживать, иногда попадая пальцами между пуговиц блузки. Потом он вовсе расстегнул мешающие ему пару пуговиц, просунул пальцы под лифчик и начал ласкать мне грудь, сжимать сосок. Мы целовались как ненормальные, страшно боялись, что вот-вот в комнату может ввалиться кто-то из взрослых, это заставляло еще больше дрожать от возбуждения, от того, что мы делаем что-то запретное, что нас могут застукать.
По коридору мимо нашей двери прозвучали чьи-то шаги. Мы шарахнулись друг от друга, я лихорадочно застегнула пуговицы на блузке, но… Если бы кто-то зашел, то он бы только спьяну мог не понять, что происходит. Мы были оба раскрасневшиеся, с безумными блуждающими глазами. Брат закурил сигарету и передал ее мне. Я взяла… — дрожащими пальцами. У него тоже руки дрожали, так что он ломал спички, прикуривая для себя. По коридору кто-то ходил туда-сюда, звучали веселые голоса. Мы молча курили. Потом он налил нам в бокалы вина. Выпили залпом. На друг друга даже боялись смотреть. Он протянул руку и коснулся моей шеи, а я вздрогнула от этого, как от удара током. Ситуация была уже такая, что — или заниматься сексом, или… Или непонятно что. Разговаривать как бы уже не о чем, да и сил нет, — трясет от возбуждения. Заняться сексом в этой комнате — безумие. Он кашлянул. Я посмотрела на него. Он облизнул губы, притянул меня к себе и на ухо хрипло прошептал:
— Слушай… мне уже все равно, я не могу… Тебе есть разница, что мы… ну, ты понимаешь…
— Если честно, то уже нет… ты же сам видишь…
Он затушил сигарету, вынул у меня из руки окурок и тоже ткнул его в пепельницу, рывком встал с дивана и потянул за руку меня.
— Пойдем.
— Куда?
— Не знаю, куда… Все равно…
Мы стали одеваться, сказали, что пойдем прогуляемся и поздравим друзей. Времена тогда были спокойные, можно было не бояться, и родители отпустили нас без беспокойства.
Мы вышли в подъезд, лифт, естественно, не работал. Принялись было целоваться чуть ли не сразу же за дверью, но подумали, что если кто-то смотрит в окно, а мы из подъезда не выйдем, покажется подозрительным. Спустились вниз, вышли… Зашли в соседний двор и остановились в нерешительности, идти было некуда. Погода была теплая, около нуля, падал пушистый снег. Отовсюду доносился смех и звуки музыки.
— Давай покурим, подумаем, к кому можно придти?
Присели на лавочку, но курить не стали. Голова была пустая, звенящая… Ни одной мысли по поводу приюта. Да и в самом деле — куда попрешься новогодней ночью? Везде гулянки идут…
— Иди сюда…
Я села к нему на коленки, подогнув ноги, лицом к нему, и мы опять целовались, целовались…
Мы оба были без шапок, в короткой одежде, у него была модная тогда куртка-«Аляска», а у меня — короткое пальто. Через некоторое время мы оба были расхристанные, расстегнутые, холода не чувствовали совершенно. На мне были только тонкие колготки (мамино упущение, — не заметила и не заставила одеться теплее), он пытался просунуть руку под них, резинка была тугая, было неудобно. Он спросил почти что зло:
— Слушай, можно я их порву?..