Как это было прекрасно! Это странное мужское тело, оно пахло сильно, пикантно и по-новому — совсем не так, как тело моего мужа, с которым я так долго жила. И это действовало так возбуждающе! Разве этот мужчина сильно отличался от других? Почему же ни один мужчи-на меня так сильно не возбуждал? Может быть, Питер был исключительно красив или в самом деле от восхитительного запаха его тела я потеряла рассудок? А может, меня покорила сила его рук? О, как я чувствовала эту си-лу, которая совсем не делала мне больно! Я ничего подо-бного не испытывала за всю свою жизнь.
И снова его губы впились в мои. Вначале я едва заметила давление его языка; и я не могла противиться, позво-лив ему влезть между моих губ, исследовать рот и драз-нить мой язык. Я вскоре поняла, что эта игра — пригла-шение, призыв к взаимности. Я ответила. Эффект был поразительным.
Его любовные ласки утроились, а поцелуи перешли в нежные укусы. Он сосал мои губы и язык, как будто хо-тел проглотить их. Он лежал на мне, и я чувствовала при-ятную тяжесть. С минуту он отдыхал, как будто набира-ясь сил, затем начал как бы проникать своим телом в мое, вначале медленно, почти нерешительно, но так сильно, что я чуть не вскрикнула.
Теперь я смогла ощутить твердость его копья, которое обосновалось прямо между моих ног.
Дыхание Питера усилилось, а его голос стал хриплым от волнения, когда он спросил:
— Любишь ли ты меня хоть немножко, моя сладкая, хочешь ли ты сделать меня очень-очень счастливым? У меня не было выбора и я ответила:
— Да, я люблю тебя, делай со мной все, что хочешь, я твоя, возьми меня полностью.
— Любимая, мне так стыдно… я… я… о! … потом, потом я тебе скажу… я так сейчас счастлив… я так тебя люблю!
Когда он шептал эти слова, которые так сладко звучали для меня, его горячий, упругий, нервно подрагивающий стебель медленно и осторожно двигался между моих ши-роко раздвинутых бедер, пока, наконец, не коснулся мое-го священного места. Как будто попробовав его на вкус, этот сладкий стебель спокойно и уверенно вошел в меня. Сделал он это без труда, путь был хорошо подготовлен;
искусные ласки Питера, его нежность привели меня в такое настроение, что иного и быть не могло. Я вся утонула в его любви.
Руки Питера скользнули под меня и крепко обхватили моя ягодицы. Он держал меня сильными руками, в то вре-мя как стрела его любви глубоко проникла в мой грот. И когда он медленно двигался вверх-вниз тщательно выве-ренными толчками, которые хотя и не опустошали меня, но заставляли содрогаться, как от ударов тока, я поняла, что такое экстаз. Его могучее копье пронзало меня, как стрела Купидона. И когда Питер выходил из меня, я вся дрожала в ожидании его возвращения. Я боялась, что он уйдет навсегда, вместо того чтобы подготовиться к друго-му прыжку…
Это захватывающее движение запечатлелось в моей па-мяти и осталось навечно. В спокойном и поступательном ритме, величественном шествии его поистине королев-ского скипетра было нечто уверенное, сильное — можно сказать, Питер имел меня по-королевски. Я вздыхала и стонала, никогда не испытывая чего-либо подобного, я хотела кричать от наслаждения.
Я была горда, что доставляю Питеру наслаждение, в этом не было сомнения, потому что он стонал так же сла-дострастно, как и я. Он не произносил любовные слова, его стоны и мычание напоминали зов большого истоско-вавшегося по любви медведя и убеждали меня, что он в таком же полубессознательном состоянии, как и я. Каж-дый раз, когда его сильный, раздавшийся вширь инстру-мент (у меня создалось четкое представление, что как только он внедрился в меня, он стал больше и тверже) глубоко погружался в конвульсивно сжимающееся отвер-стие, Питер сладострастно стонал, и я спешила ему на по-мощь.
Хотя эти сильные толчки следовали один за другим, каждый вызывал приятную дрожь во всем теле. Это был апогей невиданного наслаждения. Не может быть, чтобы на земле существовало что-то более захватывающее и незабываемое, чем то, как любил меня Питер.
Его глаза сверкали надо мной, как звезды, и их небес-ное сияние показывало мне, что он так же счастлив, как и я.
— О, любимая, выдержишь ли ты — я пытаю тебя сво-им знаком любви… я умру на тебе… позволь мне умереть в твоих объятиях…
Его нежные слова подтверждались сильными толчками, которые сотрясали мое тело. Он мог бы избивать меня, ходить по мне — я бы сочла это за высшее наслаждение. Этому мужчине я была больше, чем жена,- он был Бо-гом и хозяином моего тела, потому что завладел моей ду-шой…
— Любимая… моя единственная настоящая любовь… ты тоже любишь меня? (Его сильное, твердое, как мра-мор, тело беспрерывно ударялось о меня). Ты даешь мне… подлинное наслаждение… я… никогда… не смогу… жить… без тебя!
— Мой любимый Питер… ты моя единственная лю-бовь… и я хочу быть твоей навсегда… только помани меня пальцем… и я сразу брошусь тебе на шею!
— О, моя богиня… я вне себя от счастья… Заметила, я от тебя весь в огне? Мои силы удваиваются… я больше… не могу… я кончаю!- Я почувствовала, как его мощное копье глубоко вонзилось в меня. Вдруг меня прошила пульсирующая струя, такая горячая, что я испугалась, что она меня прожжет. В тот же момент я тоже достигла конечной точки. Все завершилось. Обессиленные, мы от-кинулись на подушки.
Позднее, когда мы отдохнули, наши губы снова нашли друг друга. Наши поцелуи были более сильными и чисты-ми, чем до этого, так как нас не отвлекали ни волнение, ни другие иллюзии. Казалось, мы состоим лишь из ртов, ищущих друг друга и пробующих мед из наших губ. Мы сидели, сплетясь в объятии, и целовались, целовались, це-ловались без конца.
Казалось, мы хотели целоваться вечно, чтобы навер-стать упущенное, когда не были вместе. Наши языки глу-боко проникли в страстно открытые рты. Питер был очень красивый, особенно когда смеялся. Я его щекотала, чтобы он громче смеялся. Некоторое время спустя мы за-теяли игру на диване, как шаловливые дети. Я особенно осмелела и вскочила на него, прижав его руки к торсу своими бедрами. Теперь я наказывала беспомощного мужчину.
Я нагнулась, чтобы потрепать ему волосы, а он этим воспользовался и схватилгубами сосок моей груди. Я шу-тя начала бить его по лицу своими грудями — мне эта иг-ра понравилась. Он лежал, тяжело дыша, а потом сел, отодвинув меня.
— Что, бесенок, думаешь, я это выдержу, сладчайшая из всех дьяволов? Ты сводишь меня с ума. Посмотри, что ты наделала своими сладкими грудями! — И он показал на свой поднимающийся стебель.
Боже, как взвился он вверх! Я была очарована и не смогла не коснуться его. Тут же по его телу пробежала дрожь, и он обхватил меня руками.