— Да. Фигурка у нее отменная, и мордашка смазливенькая. Такие нравятся мужчинам. Вы не ревнуете, Николай Иванович?
— По-моему, эта тема не к данной ситуации, — насупился я, поняв, к чему она клонит. Для меня было давно не тайной, что жена навешивает мне рога. Трудно женщине соблюсти верность мужу, когда за ней откровенно волочется добрая половина его друзей. Конечно, это задевало мое самолюбие особенно тогда, когда очередной вздыхатель внешне уступал мне. Невольно в черепе шевелился вопрос: «На кого же ты меня променяла? На этого «пигмея»? ( О том, что у «пигмея» может быть далеко не пигмейское «Достоинство» в штанах, думать не хотелось). Но когда возле нее нагловато терся породистый «Бугай», я снисходительно хмыкал про себя: «Ну и слава богу. Этот хоть не карлик из цирка». Будучи любвиобильной женщиной, моя половина во время своего очередного увлечения не оставляла меня на обочине кровати, добросовестно исполняя свой супружеский долг, помня, что секс на стороне – это шалость, а муж – совсем другое дело, так как ближе и роднее его никого нет. Это поднимало ее в моих глазах и, изменяя ей с очередной «вертушкой», я знал, что жена – хранительница домашнего очага, она – стержень семьи и любимая мама, и платить ей за это надо вниманием и любовью. Поэтому обсуждать ее с очередной любовницей и вбивать моральный клин между собой и женой не хотелось.
— Вы не обижайтесь, Николай Иванович! Просто обидно видеть, когда сходятся антиподы. В таких ситуациях, как правило, один паразитирует на теле и уме другого.
— Вы считаете, что сходиться вместе должны только равнозначные величины?
— Именно, — улыбнулась она.
— Согласен, если они подходят друг другу не только по уму, но и по калибру,- хохотнул я, — намекнув на интимные места наших тел. — Но разве только в этом сермяжная правда? Сколько есть неравных, но счастливых браков. Взять, хотя бы вашего отца. Я ничего не хочу сказать плохого о вашей матушке, тем более, что о покойниках плохо не говорят, но, по-моему, у вас ум вашего отца: цепкий, аналитический, яркий, бескомпромиссный…
— Знаете, Николай Иванович, — закинула она ногу на ногу так, что та выскочила из проймы халата и оголенная до трусиков, легла сверху, — я тоже нередко думаю, отчего в жизни сходятся разныелюди. Он – красавец, она – записной урод или наоборот, и живут душа в душу, а двое красавцев внезапно расходятся, А до свадьбы любили друг друга еще со школьной скамьи.
— Вот это вопрос из вопросов, — пыхнул я колечком дыма. – На него не так-то просто ответить. Скорее всего половая несовместимость…
— Допускаю. Но только ли в ней дело? Знаю я пары, которых и на этой почве не упрекнешь, а все же разбегались…
— Не зря же говорит народная мудрость, что браки устраиваются на небесах, — поддакнул я.
— Она же глаголет, что только там известны даты рождения и смерти, а все, что между ними, человек заполняет сам, — сказала Тамара и стала освобождаться от халата. Он тут же соскользнул к ее ногам, и мне открылись ее худые телеса.
«Ее можно было бы показывать в качестве узника Освенцима», — подумал я, пораженный ее худобой.
— Что? Некрасивая? Я и сама вижу, что на эти кости не мешало бы хоть немного нарастить мяса, да не могу. К кому я только не обращалась. Врачи говорят, что с возрастом пройдет, Но мне уже тридцать два, но не проходит. Видимо, так и помру скелетом, — уронила она потухшую сигарету и смахнула с ресницы набежавшую слезинку.
«И все же в этом что-то есть: особенное и неповторимое», — размышлял я, продолжая созерцать ее тело. Два жалких бугорка, прикрытые мини-лифчиком, топорщились на груди, проступающие ребра, пупок куда-то утонул, а кости таза, казалось, вот-вот проткнут кожу. Чтобы не разочаровать ее своими сомнениями, я стал тоже раздеваться. Надо сказать, что в то время я был избыточно упитан, что не мешало мне заниматься сексом с самыми горячими натурами. Оставшись в одних трусах, налил еще коньяку.
— Выпьем? – протянул ей рюмку.
Мы чокнулись и тут же осушили рюмки. «А она что-то многовато пьет», — мелькнула мысль. Раньше, как я знал, она не выпивала и одной рюмки за вечер.
… Тамара «пожирала» меня глазами, Она смотрела на мой живот с такой жадностью, с какой смотрит несчастный путник, умирающий от жажды в пустыне, на внезапно открывшийся его взору долгожданный колодец. Я снял свои трусы и приподнял «Нечто», торчащее между ног. Оно давно уже было готово к «бою». Я медленно оттягивал на нем кожу, постепенно оголяя головку. Этот «садистский» прием всегда действовал безотказно. Тамара, не мигая, смотрела на головку, лихорадочно облизывая пересохшие губы. Наконец она не выдержала, сорвала с себя трусы и лифчик, стала на колени и приблизила пылающие губы к моему «мальчику». Она схватила его своими тонкими, цепкими пальцами и, давясь, затолкала в рот. Я почувствовал ее зубки и слегка вздрогнул. Она жестами призывала меня «работать». Я сделал несколько возвратно-поступательных движений. У нее был маленький, неглубокий рот, и «мальчик» не мог в нем полностью поместиться. Тамара помогала мне губами, стараясь высосать все из моего «хулигана».
«Аппетит приходит во время еды», — вспомнил я известную пословицу, замечая, что меня уже влечет к ней не сила разума, а дикое, неуправляемое половое чувство. Мне почему-то захотелось трахать ее во все дырочки: рот, нос, уши, ее костлявый передок и тощий зад. И в голове, словно молотом стучало: «Сливать! Сливать! Сливать!…». Это уже были чувства не человека, а взбесившегося самца, которого вечный зов пола зовет и гонит куда угодно, чтобы в страстном порыве поймать и покрыть самку. Я почувствовал, что теряю над собой контроль и готов впасть в сексуальный транс. Так оно и случилось. Не успел я залить ей рот своим семенем, как выхватил член, развернул ее, согнул пополам и стал лихорадочно загонять его в ее зад. Мне было уже безразлично: хорошо ей или плохо, больно или нет, сумасшедшая мысль требовала одного: «Давай! Давай! Давай!». Она же, стоя на четвереньках, мычала, как стельная корова. Наконец, я добился своего, и стал забивать ей в зад свои «гвозди». Она подыгрывала мне. Кончилось это обоюдным оргазмом. Под громкие крики мы упали на ковер и закатались по нему, как клубок змей во время свадьбы. Пока я отдыхал, она елозила по мне, постоянно целуя. Ее поцелуи смахивали на укусы змеи. Ее верткий язычок успевал побывать везде. Но она не просто целовала мое тело, Мне казалось, что она высасывает из него мою жизненную силу. Она умудрилась так глубоко заглотить мой язык, что чуть не подавилась. Она добилась того, что я сливал не только в ее «ворота», которые, кстати, оказались весьма привлекательными, но и в шоколадную дырочку, через которую, как она потом говорила, «я доставал ей до самого горла».
Я чувствовал, что силы покидают меня, но она оставалась неумолимой и требовала все больших моих усилий по своему удовлетворению. Теперь передо мной была не чопорная интеллектуалка, а взбесившаяся самка с уклоном вампира. Она кусала мой член, прыгала на нем, загоняя его до отказа в свои врата «рая», ложилась на меня валетом, сося член и требуя, чтобы я тоже самое проделывал с ее ненасытной «щелью». Мы бесились долго, пока вконец не измотали себя.
— Ты теперь часто будешь бывать здесь! — категорически заявила она.
— Да. Но это совсем непросто смыться из дома на ночь, — засомневался я.
— Зачем на ночь? Нам и обеденного перерыва хватит…
— А твой отец?
— Он не обедает дома. Ты согласен? – она повернула мою голову к себе и так крепко впилась в губы, что я почувствовал на них солоноватый привкус крови.
— Постараюсь, — неопределенно промычал я, понимая, что на каждый день у меня просто не хватит сил.