Я не молчал. Несколько раз объяснял Маринке, что между нами ничего быть не может.
— Может, — услышал я в ответ как эхо. Тогда я просто послал ее. Грубо. Она обиделась. Ушла. Но не исчезла из моей жизни.
У меня начинались первые отношения с девушками, ухаживания, свидания, но Марина всякий раз находила возможность напомнить о себе. В «одиннадцатом» классе все написали сочинения на тему, чем мы займемся после школы. «Выйти замуж за Влада» — было написано в ее планах. Фамилия «Влада» не указывалась, но весь класс смеялся, когда Наталья решила вдруг отметить сочинение Марины за высокую художественность и осмысленность изложения. А для меня — очередная порция краски в лицо. Вздохнул, когда школа закончилась, а я поступил в институт. В престижный, юридический, как и положено сыну своего папы, ставшего к тому времени прокурором города. В этот ВУЗ Марине — девчонке из простой семьи, путь был заказан, и она благополучно не прошла в него по конкурсу, хотя и подала документы вслед за мной. Мы стали видеться реже, она лишь иногда встречала меня во дворе, поскольку жила по соседству, ну и продолжала поздравлять с разными праздниками. Надо отдать должное, Марина стала меняться внешне. Угловатая тощая фигурка преобразилась, появились
всякие там выпуклости, она подросла одновременно со своими ножками, теперь подчеркнутыми каблуками и короткой, обтягивающей округлившуюся попку, юбкой. Только копна рыжих волос и веснушек по-прежнему сохраняли ее «рыжей» Маринкой, а глазки вспыхивали рыжим блеском, когда я натыкался на нее во дворе.
В институте у меня не было проблем с женским вниманием. Привлекательный внешне, да еще с репутацией «мажора», я легко сходился с девушками, обогащая свой сексуальный опыт. Все получалось. Даже задумываться не хотел о серьезных отношениях. Голова была забита исключительно предстоящей карьерой и предстоящей раскруткой на секс очередной смазливой студентки. Так продолжалось до одного дня, пока я не проголодался. По-настоящему.
— Тридцать рублей, — услышал я прайс буфетчицы в школьном буфете, когда я уже запихнул в рот добрую половину хот-дога. Ну конечно, надо рассчитаться, но руки порылись в карманах и отметили лишь пустоту. Деньги то ли забыл дома, то ли не заметил, как потратил ранее. Когда тратишь не считая, такие приколы возможны. Блин, терпеть не могу подобные ситуации. С набитым ртом что-то пытаюсь решить с буфетчицей, как тут раздается за моей спиной.
— Возьмите, пожалуйста, за мальчика, — и обладательница этого чудного, как шум речной волны, голоса протягивает тетке-буфетчице мятые купюры. Я смотрю на нее и чувствую, как хот-дог вываливается со рта. Она рассмеялась. Яркие голубые глаза смеялись вместе с ней, в такт с ее слегка припухлыми изящно очерченными губами, светлыми длинными волосами и изумительной фигуркой. Девушки никогда не платили за меня, а такие — тем более. Таких у меня даже не было. Словно принцесса из сказки, она появилась вовремя. Долго же я ее ждал.
— Лена, — представилась она, после того как я взял ее номер телефона для отдачи денежного долга. Повод был смешным, но хотя бы естественным.
Леночка была старше меня на два курса. Настоящая интеллигентка, с профессорской семьи, будущий филолог, умница и красавица. Я впервые в жизни потерял голову, а нашел чувство. Я начал ухаживать, отчаянно, напористо, так, словно важнее ничего нет. Наверно, так и было. Она ответила на мои ухаживания. Но с рядом условностей. Сразу дала мне понять, что ее интересует в парнях помимо высоких мужских качеств (коими я, надеюсь, обладал) исключительно серьезные намерения. И что делить с другой женщиной мужчину, претендующего на ее взаимность, вне ее правил. Понять природу Лениного воспитания я смог, когда она после трех месяцев отношений (без интима, разумеется) познакомила меня со своими родителями. Папа, профессор университета, любезно меня принял, долго и с интересом расспрашивал, пробивая мои увлечения, цели, эрудицию, в общем все. Я отвечал максимально сконцентрировано, боясь ляпнуть что-то не то, пытался отследить реакцию на свои ответы. С людьми старой формации, коим, безусловно, являлся Леночкин отец, произведение впечатления было ключевым моментом в перспективе отношений с его дочерью. Моей любимой.
— Ты, похоже, понравился папе, — шепнула мне она, когда он удалился на кухню, чтобы помочь маме приготовить их фирменный семейный чай. Лена до меня не приводила в дом парней. И серьезных романов у нее раньше не было. Пуританские правила Лениной семьи наложили отпечаток на ее поведение с мужчинами. Леночка была девственницей.
Другой бы удивился, как девчонка в двадцатилетнем возрасте осталась в ее статусе. Но это тот, кто не знал Леночку. Она жила принципами и от близких людей требовала того же.
— Нет, Влад, — объявила мне она, когда я, оставшись с ней наедине за городом, куда мы выехали на выходных, полез к Лене под юбку. Пальцам передалось тепло ее бедер. Факт того, что мы одни, и что рядом со мной самая прекрасная девушка на свете, опьянили меня. И я начал действовать. Сходу получил решительный отпор. Она объяснила мне, что ее чувства ко мне — самые прекрасные, что я ей сильно нравлюсь и общество никакого парня не приносило ей столько удовольствия, как мое. Что я не должен обижаться и думать, будто она ну, в общем, будто с ней что-то не в порядке. Но ЭТО произойдет у нее в первый раз только с одним человеком. С ее, Леночкиным, мужем.
Я уважительно отнесся к ее отказу от секса. Этому уважительному пониманию было только одно объяснение. Одно, самое логичное — я ее, Леночку, полюбил.
Никаких отношений у меня с другими девчонками уже не было. Свидания с Леной приносили душевные, но не физические удовольствия. Вскоре желание секса, познанного на тот момент жизни, перешло в навязчивое желание. И мне лишь оставаясь верным Лене, приходилось подавлять его в себе. Спустя два месяца я, когда мы были у нее дома одни, сделал еще одну попытку. Результат тот же. Дальше поцелуев в губы дело не пошло. Леночка возбужденно дышала, когда я целовал ее шейку и гладил сквозь майку упругую девственную грудь, но затем она резко вырвалась.
— Владик, ну мы говорили об этом. Нельзя. И я обещала родителям. Извини.
Извини Я помрачнел. Если дело касалось родителей и ее обязательств перед ними, все становилось на свои места. И на секс без свадьбы с Леной нет смысла рассчитывать. Такой жесткий вывод я сделал, чувствуя, как ноет мой неудовлетворенный член. Неудовлетворенное тело. Неудовлетворенное самолюбие. В грустных чувствах я возвращался поздним вечером от Лены к себе домой. Вдруг, уже заходя в подъезд, замечаю знакомую фигурку. В темноте словно вспыхивает от огня ее волос. Конечно же, она.
— Здравствуй, Влад, — приветливо здоровается Маринка. Чувствую себя одиноким, даже злым. Я не готов жениться на Лене, в девятнадцатилетнем возрасте не хочется ответственности, хочется другого. Но я хочу и ее любви. Маринка отрывает меня от моих мыслей.
— С Ленкой своей поссорился? — спрашивает это чудо. В курсе моей жизни, все как всегда. Она по-прежнему влюблена в меня, хотя я не дал ей ни одного шанса. Злость от своего неудовлетворения я выплескиваю на нее.
— А ты хочешь меня утешить? — с сарказмом спрашиваю я. Маринка одета в короткое легкое платье с вырезом, открывающем колобки ее грудки. Взгляд опускается ниже, и я лицезрю ее ровненькие соблазнительные ножки. Не такие изящные как у Лены, но очень даже ничего. Она замечает мой взгляд и, мне кажется, еле заметно улыбается. Маринка почувствовала мой голод, мелькает у меня в голове. Вдруг думаю, что она всегда чувствовала мои мысли и настроение. Иначе как бы она сегодня подкараулила меня здесь? О том, что мы встретились случайно, я не хотел думать. Не мог. Мне было слишком грустно.
— Хочу, — ответила она, мягко, тихо, как бы в тон моей грусти. Ночная прохлада еще больше усилила желание тепла. Во всяком случае, торчать двум молодым подросткам в подъезде ночью было смешно.
— Пойдем, — сказал я. Почти приказал. Она послушно поплелась со мной. Инстинкт сам определил место прогулки. Мы оказались на речке, на том самом обрыве, с которого она так борзо прыгнула вниз. Тогда мы познакомились. Никого вокруг, и обрыв, и пляж констатируют пустоту. Даже луна сегодня тусклая, обрезанная, словно не хочет меня замечать. Не хочет помешать мне. Что ж, значит такая судьба. Маринка, что-то говорившая всю дорогу с целью меня развлечь, замолкла, как только мы оказались на краю обрыва.
— Вспоминаю, как ты меня тогда спас, — говорит она и смотрит мне в глаза. Нежно, тепло, с обожанием. Которое я всегда отталкивал. Я не замечаю в темноте ее рыжих веснушек, которые меня так всегда раздражали. Она подходит совсем близко. Я вдыхаю ее запах, смесь духов и девичьей кожи, разбавляемый легким ночным ветерком. Она берет меня за руку. Я резким движением дергаю ее к себе и опускаю вниз.
— Ну, давай, утешительница, — вырывается у меня фраза, которую сам не ожидал услышать. Я рывком ставлю ее перед собой на колени. Тело действует самостоятельно, само по себе, будто не мое, подчиняясь не мозгам, а какому-то чертику внутри. Марина же послушна, лишь наливается влажным блеском ее взгляд. Я не хочу считать, что это слезы, мозги отключаются, а рука,наоборот, живет своей жизнью. Расстегивает ширинку и вытаскивает из трусов член. Вторая рука обхватывает девушкин затылок и медленно подводит к нему. Она не сопротивляется. Она все поняла. Я не знаю, если у нее в этом опыт, но открытые девичьи губы подтверждают ее согласие. Член накачивается, словно длинный воздушный шар, как только влажная теплота Маринкиного рта втягивает его в себя. Ласковое щекотанье доводит меня до мурашек. Из моего горла издается стонущий звук, а глаза, поднятые вверх, теряют из вида луну
Мне девчонки никогда не делали минет. Я не настаивал, довольствуясь традиционным соитием, а сейчас впервые ощущал силу этой ласки. Марина всасывала член в себя, как ребенок, дорвавшийся к леденцу, и я посмотрел на нее снизу вверх. Ходящая взад-вперед девичья головка и рыжие распущенные ею волосы закрывали сосущие губы, но открывали мне огромное удовольствие. У меня давно не было секса. Чувствую, как шарик внизу вот-вот лопнет, но не вытаскиваю его. Будто молния ударяет в спину, и я со стоном удовлетворения изливаюсь потоком Маринке в рот. Она обхватывает член в этот миг особенно плотно и глотает жидкость вовнутрь. Выпивает, словно коктейль. Наконец, высвобождает мой конец, сидя достает из сумочки салфетку и вытирает остатки события на губах. Не поднимаясь, смотрит на меня. Ждет, что будет дольше. Уйду я, приглашу уйти с собой или останусь с ней здесь? Решение у меня уже есть.
Мы сидим над обрывом прямо на траве и разговариваем на отвлеченные темы, не торопясь домой. Глубокая ночь. Полчаса мне понадобилось, чтобы восстановиться и запросить продолжения. Рука легла Марине на голые ноги, и она приняла ее. Я запустил ладонь ей в трусики, нащупал заветную дырочку и начал водить по ней рукой. Вскоре она стала влажной, Марина тяжело задышала, вцепилась в меня, и я, ощутив твердую эрекцию внизу, повалил девчонку на траву. Раздвигая девичьи ноги, одновременно освобождаю Маринку от трусиков. Белоснежное женское белье летит на растущий рядом куст. Наваливаюсь на Марину сверху, член уже вытащен наружу, и я рукой подвожу его вплотную к лону. Медленно надавливаю под ее стоны, протискиваюсь сквозь узенькое отверстие, натыкаюсь на препятствие. Как я и предполагал. Ей больно, но дикое желание не дает мне отступить. Продавливаю ее плеву и вскоре, под Маринкин крик, полностью погружаюсь вовнутрь. Член покрывается алой липкостью, и я перевожу взгляд на закрытые девичьи глаза. Она стонет, уже облегченно от отступающей боли. Губы девчонки расплываются в возбужденной улыбке. Ее девичество закончено.
Она крепко обхватила меня руками, пока я раз за разом входил в нее сверху. Я был резок и нетерпелив с доступной девичьей плотью. Влагалище уже расширилось и впускало мой конец на нужную глубину, болевые вздохи Маринки сменились стонами, полными возбуждения. Она ждала этого и вручила свою девственность легко и без колебаний, как припрятанный отложенный подарок. Я просто его принял, как что-то необходимое в данный момент, и вовсю пользовался ее нежным податливым телом. Оголил ее грудь, отметив, как она выросла, приобрела округлость и соблазнительность формы. Теребил пальцами твердость сосков, впивался в них губами, заводя и ее, и себя самого. Гладил ладонью ее пухлую попку и клитор. Вбирал в себя ее стоны и ласковые слова, отдавая взамен усиленные толчки. Это незапланированное соитие продолжалось столько, сколько позволяло мое изголодавшееся по фрикциям тело. И лишь насытившись, я замер, застыл как обрыв, когда, доведенный до оргазма, спускал в ее дырочку сперму под наши общие крики.