Вечер пятницы. Из открытого окна, на стеклах которого играют последние лучики уходящего за горизонт солнца, доносится запах цветущей сирени и тянет свежестью после недавнего теплого непродолжительного дождя. Из стремительно темнеющего леска, расположенного на берегу небольшого озера, доносится пение птиц.
Но настроение совсем не весеннее. Я сижу перед неработающим телевизором в своей маленькой холостяцкой квартире и думаю, как дотянуть оставшиеся полторы недели до получки. В кармане сиротливо похрустывает последний червонец, на подоконнике валяется несколько монеток. Да еще на огромной лоджии выстроился ряд пустых водочных бутылок. Их можно отнести в приемный пункт и получить по 12 копеек за каждую. Два-три рубля наберется.
Денег едва-едва хватит на еду. А в такой вечер хочется выбраться с друзьями на природу, купаться, жарить шашлык, пить вино, флиртовать с женщинами…
Тоскливая тишина прерывается нетерпеливым звонком. Кто-то жаждет меня увидеть. Что ж, хоть какое-то развлечение…
На пороге — моя бывшая жена. Я не видел ее больше года. И теперь с любопытством рассматриваю ее. Боже, сколько новых незнакомых черт! Даже лицо чужое, с незнакомым мне веселым и нагловатым выражением. Короткая, едва прикрывающая трусики юбка, до предела открывающая длинные ножки. Полупрозрачная белая кофточка с тремя кокетливо расстегнутыми пуговицами, через которую просвечивает кружевной лифчик. Через два слоя материи выпирают крупные горошины сосков. Вокруг тридцатилетней женщины витает аромат дефицитной «Шанели».
Такой я ее никогда не видел. И не удивительно: в советские времена так одевались лишь девочки из младших классов школы да немногие женщины, которых тогда именовали «звездами на утреннем небе».
— Наверное, пришла за деньгами, — тоскливо думаю я.
У нас — двое детей, мальчишек, с которыми я встречаюсь два-три раза в месяц. Алименты аккуратно начисляет бухгалтерия, но раньше Людмила периодически забегала ко мне за деньгами: одежда и обувь на наших сорванцах горели как на огне, а еще они просили коньки, велосипеды, новые игрушки. Обычно я старался дать не меньше 20—25 рублей. Но в последнее время я отвык от ее неожиданных визитов и был не готов к ее появлению.
Она непринужденно улыбнулась.
— Привет! Не прогонишь? — Людмила шагнула через порог. — Мальчишки на даче. За последнее время подросли, вытянулись — пришлось покупать им все новое: футболки, шорты, плавки, кроссовки.
Я промолчал — неужели придется отдать ей последний червонец? Неудобно отделываться такой суммой…
— Проходи, конечно, — я растерянно суетился, провожая ее в комнату.
— Да, совсем забыла. Держи, — она протянула тяжелый целлофановый пакет, на котором была изображена Эйфелева башня и синела надпись: «Paris». Такие пакеты только начинали входить в моду и служили до тех пор, пока не приходили в негодность.
— А что здесь? — спросил я.
— Неси на кухню, — с легкой усмешкой ответила она.
То, что она принесла, изумило меня до крайности: бутылка «Посольской водки», две банки дефицитного импортного пива, сыр, копченая колбаса, нарезки ветчины и буженины. Да еще и дорогие даже по тем временам красная и черная икра. Такие продукты продавались только в Москве. В основном, в знаменитой «Березке». В обычных гастрономах и продуктовых они, если и появлялись, то исчезали еще до того, как могли попасть на прилавки.
— Люд, откуда?
— А тебе не все равно?! — она снова улыбнулась. Холодно и отстраненно.
Дальше произошло то, что просто не могло не произойти. Где-то часа через полтора-два я, отдыхая от безудержного секса, курил в постели и время от времени целовал соблазнительную родинку рядом с соском на правой груди Людмилы. Тут-то и раздался телефонный звонок: как чудесно, что телефон не зазвонил раньше!
Звонил Володька, с которым мы вместе работали. Он где-то пил с друзьями, а потом, когда в 23 часа дружно закрылись все кафе и рестораны, купил водку у таксистов и теперь жаждал найти место, где можно было продолжить вечер.
Людмила, которая знала его прежде не только как моего знакомого, но и, кажется, как мужчину, против появления новых гостей не возражала. Но, забрав у меня трубку, поинтересовалось у Володи: «А сколько вас человек?» Оказалось, что, кроме него, еще двое. Тогда она предложила заглянуть к ее однокласснице Лоре, которая рано выскочила замуж, родила дочку, а потом развелась и с тех пор почти 10 лет жила одна. Люда попросила привезти и ее.
Ребята приехали минут через 40. Одни. Оказалось, что Лора с подругами собирались отмечать какое-то событие за городом. Хотели позвать и Людмилу, но не смогли ее найти. Поэтому они приедут чуть позже всей своей чудесной женской компанией.
С Володей «продолжать банкет» приехали Юра и Андрей, которых мы раньше никогда не видели. Юрий носил, усы и щегольскую бородку. Он оказался военным летчиком, который был вынужден уйти из авиации, а вскоре и из армии из-за начавшего слабеть зрения. Он носил усы и бородку, был высок и худощав. И носил очки, которые делали его похожим на Чехова. Словом, представлял тот тип мужчин, что очень нравился Людмиле.
Его одноклассник Андрей был его полной противоположностью — невысок, коренаст, накачен и хорошо побрит. И, к тому же, имел похожие на колесо ноги. Такой, как я подумал, вряд ли мог ее заинтересовать. Но, как не странно, ошибся.
Обеденного стола у меня не было — его заменили принесенные из кухни табуретки. Ребята сели на диван, а я — напротив них, на единственный стул. С третьей стороны импровизированного квадрата стола поставили настольную лампу, свет который был направлен в ту сторону, куда для Людмилы подвинули глубокое кресло. Она села на него со всей грациозностью, на которую была способна, одернула высоко поднявшуюся боку и положила на нее руку. А когда убрала ее, чтобы взять рюмку, я онемел: там, где все жаждали увидеть дамские трусики, матово поблескивала кожа гладко выбритого лобка! Но видно было не только его!