— Уходишь?
Дрейфуем оба в сигаретном тумане и вязком болоте невысказанных обид.
— Ухожу.
Наливаю сотую чашку кофе, добавляю сотую ложку коньяка.
— Почему?
Морщусь от раздражения. Я не знаю ответа на этот вопрос. Его нет.
Разворачиваешь меня лицом к себе.
— Объясни. Хоть на это я имею право?
Кипяток из чашки капает на руку. Негромко вскрикиваю и дую на ожог.
— Извини. Я не хотел.
Опять садишься за стол. В голосе нет раскаяния, в лице нет жалости.
— Тебе нужны объяснения? Это смешно, дорогой.
Твои пальцы сжимаются в кулак и грохают по столу. Пепельница падает на пол, рассыпая окурки. Записываю это тебе в актив.
— Это все, что ты можешь мне сказать? За все пятнадцать лет? Ты — редкостная дрянь.
Усмехаюсь про себя: «И это после Танечки?». Я никогда тебе не изменяла, не имею такой привычки. Даже тогда, когда ты пошел в двухгодичный рейс. Записываю тебе очко в пассив. Идем пока на равных.
— Блядь, да я все понимаю Но я же тебе объяснял Это друзья посоветовали, чтобы ты ревновать начала.
Весело. Значит, я виновата в том, что ТЕБЕ посоветовали ТВОИ друзья. Записываю еще очко в пассив и веду 2:1. И… да, я не умею ревновать, а это тебя всегда бесило. Но я научусь, только без тебя.
— Хочешь, я ее брошу?
Наконец, разворачиваюсь и смотрю тебе прямо в глаза.
— Не хочу. Не хочу брать грех на душу. Эта миленькая дурочка вскроет себе вены на следующий же день.
Пожимаешь плечами, отворачиваешься, смотришь в окно на заснеженные улицы.
— Ну, теперь-то понимаешь, почему я не могу ее бросить? — говоришь еле слышно.
Если бы смотрел на меня, увидел бы, что я улыбаюсь.
— Я должна это понимать? Не слишком ли многого ты от меня хочешь, дорогой?
Веду 3: 1 и меня утомляет пикировка.