Алина была высокой, стройной и красивой девушкой, но довольно скромной. Ей уже стукнуло 17 лет. Утром в последний день учёбы её сердце сжалось от пустоты в её жизни. Она заканчивала 11 класс. Совсем скоро покидала родные стены. Но её личная жизнь не была обустроена. Конечно, она могла найти свою любовь в институте. Многие одноклассницы также были одиноки.
Но на неё давило осознание того, что большая любовь уже есть, а она теряет её с окончанием школы. Она до сих пор не предприняла ничего, чтобы воплотить эту любовь в реальность, признаться в любви, добиться своего возлюбленного. Ей мешала природная скромность и даже стеснительность. Её смущало, что возлюбленный, как она считала, без ума от блондинок, тогда как Алина была нечто средним между брюнеткой и шатенкой. Её пугало, что возлюбленный отвергнет её. И вновь заиграл подростковый комплекс: она не такая красивая как другие, у неё что-то не так.
Её смущал собственный возраст — 17 лет и собственное положение — она всего лишь школьная ученица. Перед Алиной стоял трудный выбор: либо совершить безумное действие, бросившись в пучину неизвестного, что может стать крупной ошибкой в её жизни, либо забыть и возможно всю оставшуюся жизнь страдать из-за потерянной любви как результата своей несмелости и нерешительности.
Такие мысли овладевали Алиной. Смотря уже час в зеркало, она наконец-то сделала мучительный выбор. Она стала планировать свои действия. Сердце заколотилось с бешеной скоростью, закружилась голова, засосало под ложечкой — стоило только ей представить свои хищнические намерения. «Riippumatta siitä, että se!» («Будь что будет!»), — решила Алина. Её фанатичная увлечённость финским языком была всем известна и считалась одной из её немногочисленных странностей. Она бешено стала готовиться к решающему дню в её жизни. Накрасившись, она взглянула в зеркало.
«Хм, по-моему я очень даже здорово выгляжу!». И действительно, в синих стрингах и бюстгальтере она выглядела неотразимо. И всё это должно было скрываться под джинсами и блузкой… Ибо она не могла прийти в таком виде в школу. Что-то подсказало ей одеть короткую юбку и футболку вместо джинсов и блузки.
В школе она отметила неподдельное внимание многих мальчиков, что польстило ей. Она и раньше обращала на себя внимание мужской части в школе, но в этот день она ловила явно большее число восхищённых взглядов. «Painajainen! Just a painajainen!» («Кошмар! Просто кошмар!»), — волнение Алины усиливалось с приближением долгожданного часа. И эти взгляды совершенно выводили её из себя.
Так как это был последний день, то многие уроки не состоялись, и второй урок стал последним. Когда прозвенел мучительно долго ожидаемый звонок, она буквально сорвалась с места и выбежала из класса. Все были ошеломлены таким необычным поведением Алины. Сама же Алина чуть не бежала на долгожданное свидание с любимым (о котором он ничего не ведал). «Kristus!» («Чёрт!»), — больше всего она боялась, что любимый покинет школу раньше, как многие другие. А более удачного момента не предвидится и вряд ли она решится на такой поступок ещё раз.
Она взбежала на третий этаж, на третьем этаже было непривычно пусто. Большинство учителей уже отпустили классы, не дожидаясь звонка. Её опасения усилились. Когда она забежала в открытый кабинет, в ней всё кипело: страх перед тем, что ей предстоит сделать, что любимый мог уйти, что она не решится совершить задуманное. Она стояла в дверях запыхавшаяся, взволнованная, вся красная, ей не хватало воздуха, а сердце бешено колотилось, голова кружилась, ноги подкашивались от страха и накативших чувств. «Алина, что случилось?! Что с тобой?! Кто тебя обидел?», — историк, молодой человек 23 лет, сидевший за столом, был напуган и опасался, что случилось нечто ужасное с ней или с кем-то другим.
«Я… я… я…», — Алина не смогла договорить. Повисла пауза. Она была настолько невыносима, что Алина громко разрыдалась и прижалась к стене. Алина проклинала себя за нерешительность и стеснительность. Она должна была сделать то, что запланировала: вскружить голову учителю, устроить стриптиз-шоу и соблазнить его. Алина понимала, что вместо этого она сейчас представляет собой жалкое зрелище. «Да что же случилось, расскажи, успокойся!», — историк встал и подскочил к ней. Он давно проявлял неподдельный интерес к ней, и она ему больше всех нравилась.
Он следил за ней тайком из-за стола, когда она разговаривала с подругами на перемене, делая вид, что просматривает журнал. Он никогда бы не признался самому себе, что сохнет по ней, что влюблён по уши. Он не мог вообразить себе, как можно влюбиться в собственную ученицу?! Алина продолжала рыдать, не отвечая на вопросы. Учитель подошёл к ней сзади и приобнял руками за плечи: «Ну что случилось, котёночек? Чего ты плачешь?». «Я вас… люблю!», — сказала Алина сквозь плач, по-прежнему уткнувшись в стену лицом. «Что? Ты шутишь?!». «Нет, правда, я уже давно…».
Повисла тишина. Алина успокоилась и только стояла сильно смущённая, ожидая всего что угодно. Внутренне она была удовлетворена: половина дела сделана. Она сделала что могла. Остальное зависит от обстоятельств. Ей не в чем будет винить себя, разве что за слабость, проявленную в неподходящий момент. А может наоборот, плач, вызвавший жалость — удачный ход? Так засомневалась Алина, когда историк обнял её всю и прижал к себе всем телом. Лицо девочки страшно покраснело. Она явно не ожидала такой реакции.
«А я ведь тоже тебя люблю… давно», — настала очередь учителя краснеть. «Этого не может быть, не верю!», — Алина сочла это за издевательство. «Нет, правда. Пойдём, сядем», — историк отпустил её и пошёл к парте. Алина, не теряя времени, закрыла дверь на замок. В ней всё больше возобладали хищнические чувства. Услышав щелчок, историк обернулся и удивлённо вскинул глаза. Но не нашёл слов и молча сел за парту. Справа от него села и ученица. «Ну, рассказывай», — учитель решил взять ситуацию в свои руки и разрядить обстановку. Постепенно завязался разговор.
В конце они уже смеялись как заправские друзья, обсуждая других учениц и учителей, как будто ничего не было и не произошло. Когда оба выговорились, наступила пауза. Теперь Алина осмелела и решила взять ситуацию в свои руки. Буквально. Она прижалась всем телом к историку и крепко-крепко обняла его обеими руками, при этом тяжело вздыхая. Ученица вложила всю свою любовь в это объятие. Учитель был шокирован и хотел что-то возразить, но не посмел, настолько был решителен напор этой юной прекрасной девушки.
Прошло лишь мгновение внутренней борьбы в душе мужчины, и историк сдался: обнял девочку в ответ также крепко обеими руками, сводя их в локтях за её спиной. Наступил самый волнительный момент. Оба сидели, тяжело дыша от крепкого объятия, но разрывать его были не намерены. Вдруг Алина нехотя отстранилась от учителя и, улучив момент, поцеловала в губы. Жутко покраснев, она опустила голову. Историк обнял её лицо руками и поцеловал в ответ. Третий поцелуй был более сладострастным, историк подхватил инициативу и стал сосать и играться с язычком Алины, покусывать и сосать её губки.
Этот поцелуй, казалось, длился целую вечность. Наконец историк оторвался от губ. «Viileä» («Круто»), — прошептала девочка, тяжело дыша. У историка окончательно снесло башню. Он с трудом себя сдерживал. Его не волновало ни то, что школьный кабинет неподходящее место, ни то, что перед ним его несовершеннолетняя ученица. Он чмокнул её в губы, но без продолжения. Теперь он переключился на её тело. Он стал поглаживать её лицо, затем шею, в какой-то момент вновь обнял её. Затем вновь затяжной поцелуй. Целуясь со своей подопечной, историк стал щупать, гладить упругую юную грудь.
«Ммм…», — только это смогла выдать Алина, целиком поглощённая тем, что вытворял язык учителя у неё во рту. Она и не думала противиться неизбежному. В конце концов, этого она и добивалась. Ей стало тяжело дышать. Прервав поцелуй,она стала жадно ловить ртом воздух, выкрикнув: «Oh, kuinka miellyttävä!» (Ах, как же приятно!). Теперь она была целиком во власти любимого человека — своего учителя. Историк тем временем просто отправил в рот её нижнюю губу, а руками стал постепенно, сантиметр за сантиметром приподнимать футболку девочки, при этом продолжая гладить и мять грудь.
«No nyt! Ota minut!!!» («Ну же! Возьми меня!»), — Алину всю трясло от возбуждения, необычной обстановки, неведомых доселе ощущений. Историк не спешил. Наконец футболка была задрана и его взору предстала умеренных размеров прекрасная грудь, скрытая синим бюстгальтером. «Ооо, мой любимый цвет», — подумал он. Не спеша, он стал расстёгивать молнию на юбке и стягивать её. Алина привстала, помогая снять юбку, следующей стала футболка. «Вау-вау-вау! Ты так сексапильна!», — историку предстала та ещё картина.
Алина была смущена, она сдерживала свои руки, невольно пытавшиеся прикрыть её полунаготу. Учитель встал и привлёк её к себе. Поглаживая её, он расстегнул застёжку и лифчик упал. Ему открылась великолепная картина замечательная грудь, равномерно вздымавшаяся и опускавшаяся при вдохе-выдохе так и манила к себе. Соски девочки набухли и от возбуждения торчали как два маленьких колышка. В глазах мужчины всё поплыло. Он протянул руки к груди и вновь стал мять и щупать её. «Kyllä Kyllä Kyllä» («Да-да-да»), — из Алины вырвался сладострастный стон.
Тут историк просто сжал грудь двумя руками и притянул ко рту. В следующий момент оба соска отправились в рот. Похоже учитель готов был преподать хороший урок соскам. «On my God …» («О Боже мой…»), — Алина была на седьмом небе от счастья, все вокруг поплыло от прилива гормонов. В следующий миг её соски подвергались мягкому покусыванию, полизыванию. Но больше всего она входила в кураж, когда он начинал делать сосательные движения. «Äiti! Äiti… Olet hyvin pines!» («Мама! Мамочки… Ты хорошо сосёшь!»), — Алина начала громко стонать. Их могли услышать и прервать, а это не входило в поурочный план учителя.
Он прервался, стянул с девочки трусики и протянул ей. Она без лишних слов стиснула их зубами. Учитель продолжил «урок». Алина вновь завелась и довольно замычала, стискивая трусы зубами. Он присел на колени и, продолжая мять грудь, стал медленно спускаться губами, проводя языком по телу, всё ниже и ниже. Вот уже язык достиг пупка и начал усиленно обрабатывать его. Алина вновь довольно замычала, чуть не выпустив изо рта трусики. Она и подумать не могла, что это может быть так приятно – когда лижут и целуют пупок.
Закончив, учитель продолжил спускаться и уткнулся всем раскрытым языком в пучок волос в паху, стараясь буквально проглотить влагалище целиком. «Aaaaa, Jumala Jeesus!!!» («Ааааа, господи Иисусе!!!») – завизжала во весь голос Алина. «Тише-тише, девочка моя! Нас услышат», — учитель погладил её бёдра, поцеловал в животик и вновь, уже более уверенно и смело вторгся в паховую область. «Ааааа… ууууу….», — девочка буквально истекала соками и боялась просто описаться от неописуемого удовольствия.
Разве могла она предположить, что на свете существует такое классное удовольствие – когда твою киску сосут?! А учитель тем временем стал просто-напросто лизать её клитор, вобрав в рот влагалище целиком. Такого жестокого обращения чувствительная киска не могла больше выдержать и стала дёргаться, девочку затрясло, поток невыносимо приятных ощущений оглушил Алину, в глазах потемнело, по всему телу разлилось тепло, она скатилась на руки учителю, издав громкий протяжный стон.
Теперь она лежала на руках учителя и всё ещё дергалась от пережитого, из глаз текли слёзы, воздуха не хватало… Историк обнял любимую ученицу двумя руками и стал убаюкивать, как бы успокаивая. «Kiitos, opettaja» («Спасибо, учитель»), — прошептала девочка. Учитель стал как бы в шутку играть с девичьей грудью, тряся её и высунув язык. Время от времени, язык задевал соски трясшейся груди. Алина постепенно стала приходить в себя, приятная истома охватила её тело. «Silti, haluan lisätietoja» («Ещё, я хочу ещё!»), — девочка смотрела умоляющим взглядом. «Что ты сказала? Я не понял». «Я хочу, чтобы ты меня трахнул, Ленарчег».
Мужчина почувствовал приятную беззащитность перед этой юной девушкой, которая ещё недавно обращалась к нему по имени-отчеству, а теперь говорила с ним на «ты». «Ты уверена?». «Да». Учитель аккуратно провёл рукой по киске и стал стимулировать её на новые приключения, поглаживая и пощипывая. Алина завелась и стала постанывать. Улучив момент, она засосала учителя так, как умела: жадно, с чувством. Вновь стали бороться языки. Тем временем учитель, не отвлекаясь, попытался снять брюки.
Но тут ученица решила взять верх над учителем. Она повалила его на спину и, придерживая одной рукой, другой стала расстёгивать ремень. Учитель задышал учащенно, необычно было ощущать себя в подчинённой роли, это невероятно возбуждало. Он смотрел и не верил своим глазам: ученица продолжала снимать брюки, вот уже были стянуты трусы. Неужели он переспит с собственной ученицей прямо здесь, на полу, под ней, а не над ней?! Однако пока в голове мужчины бурлили такие мысли, девочка не теряла времени даром, схватила член в тиски и облизнула головку.