Мы поплескались еще немного, потом я оставил девчонок одних, а сам пошел на берег сохнуть, переодеть мокрые плавки мне было не во что. Через полчаса вернулись мои русалки. Пляж был дикий, кабинок для переодевания нигде не наблюдалось. Оля надела сарафан, развязала тесемки верхней части купальника, сняла ее, приподняла подол и быстро стянула мокрые плавочки. Даша накинула на плечи знакомое мне полотенце, соединила кончики возле ключиц и сказала мне:
— Подержи.
Под полотенцем она сняла свои тесемочки, отжала их и снова надела. А я в это время смотрел в ее глаза, пытаясь понять, испытывает она ко мне что-то или нет. Лично меня она уже сводила с ума.
— Не бойся, сиденье не намокнет, — Даша смутилась и отвернулась.
— А я и так не боюсь, с чего там мокнуть-то! Можно было и не отжимать.
Мы стали взбираться к машине на пригорок. Даша впереди, за ней – моя тетушка, а я – замыкающий. На середине подъема я посмотрел наверх. Девочки уже стояли на уступе. Сарафан у Оли был коротенький, ветерок чуть приподнял его, и мне открылись все ее тайны. У моей тетушки тоже был бритый лобок. Оля опустила подол сарафана, а я уже поднялся наверх.
Шашлыки мой батя делает всегда замечательные. Как, впрочем, и плов, и разные другие деликатесы. Мы запивали их каберне, Дашин папа произносил какие-то замысловатые научно-разбойничьи тосты, в основном за прекрасных дам. Я пытался ухаживать за Дашей, подливал ей вина, рассказывал армейские байки. Она даже пару раз улыбнулась, отчего кровь начинала бурлить во мне. В полдесятого, после программы «Время», начался какой-то голливудский фильм, их тогда уже закупало наше телевидение, правда, не самого лучшего разряда. Меня сюжет не вдохновил, и, сославшись на усталость, я отправился спать в «охотничий домик».
С полчаса я провалялся с книжкой, но сосредоточиться на чтении не мог. Я все еще видел перед собой Дашины серо-голубые глаза, а еще то, что мне открылось, когда я в первый раз залез на крышу. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась моя тетушка.
— А меня сюда спать выгнали, — заявила она. – Там я мешаюсь.
— Так на веранде еще диван есть.
— Ну и что, мне тут хочется.
Я сидел на узкой кушетке, другого спального места здесь не было. Как мы тут вдвоем поместимся? Мне что, на пол перебираться? Оля подошла ко мне ближе. Она была все в том же коротеньком сарафане, в котором ездила на пляж. Ее маленькая грудка, скрытая тоненьким ситцем, оказалась напротив моего лица. Я вспомнил, как ветерок приподнял подол этого сарафанчика там, на утесе. Бьюсь об заклад, что нижнего белья она до сих пор не надела
— Ты меня хочешь? – неожиданно спросила она.
Немного оторопев от такого вопроса, я даже не знал, что ответить.
— Так да или нет?- более требовательно спросила она.
— Да, конечно, — промямлил я и взял ее руками за бедра
Она решительно сняла сарафан. Под ним действительно ничего не было. В смысле из одежды ничего, потому что грудь молоденькой девушки – это божественный предмет, на который любоваться можно бесконечно. Но Оля — малолетка, ей всего 15 лет, совращая ее, я совершаю тяжкое преступление. Впрочем, еще вопрос, кто из нас кого совращает. А вообще, мне бы больше хотелось, чтоб вместо Оли тут была Даша. Во-первых, Даше 18, а во-вторых (или все-таки, во-первых?) я ее уже почти люблю.
Тем временем, Оля сунула мне в рот свой сосочек, и я принялся ласкать его губами и языком. Потом она встала коленями мне на бедра,и я смог, обняв ее за попку, ласкать языком ее молоденький бутончик, проникая в щелочку, и ощущать аромат ее тела.
— Разденься, — сказала она, слезая с моих колен и усаживаясь на кушетку.
Я скинул футболку, джинсы и плавки. Оля двумя руками схватила мой возбужденный член, стала играть с ним, разглядывать и облизывать.
— Как у твоего папы, — сказала она, наконец.
— Так все-таки родственники, — прокомментировал я. Потом до меня дошло: — Чего?!
— Да, я уже не девочка. Мы с Иркой и… с ним уже полгода втроем бываем. До этого я почти год просто подглядывала за ними и мастурбировала, а этой зимой Ирка заметила.
Сначала отругала меня, а потом они разрешили мне быть рядом, только не мешать. Я помогала им заводиться, они трахались, а потом вместе ласкали меня. Я играла с писей твоего папы, они опять заводились и снова трахались, а я балдела. Только Ирка говорила, чтобы я не вздумала… А однажды Ирка кончила и уснула, а я лежала рядом с Максимом и дрочила его член. А потом потеряла самообладание, забралась на него и сама себя лишила невинности.
А Ирка проснулась и говорит: «Ну вот, теперь я – коза рогатая», а Максим сказал: «А я теперь – двоеженец». Это весной было. И мы иногда втроем. А он – мужик сильный. Его на нас обеих хватает. А сегодня они меня выставили и велели не мешать. А в этом домике мы в прошлом году.… Ну, это я потом расскажу. Давай скорее, я уже не могу терпеть!