—Айда в душ.
Я так устал, что глянув на его «хозяйство» только и подумал: «Ого! Вот это да!», но даже возбудиться не было сил…
—Да ты прям как девочка — ноги, тело — нежный ты какой то, Валек… А работаешь ты хуёво — 2 недели тебе сроку втянуться — или обратно в роту… Я за тебя пахать не буду… Понял?
—Понял…
И потянулись дни… Уголь, уголь, уголь… Я не навидел уголь, шахтеров, которые его добывали, людей, которые грелись и мылись горячей водой… Я ненавидел его… Постоянные подъёбки, не сильные, но ощутимые удары и тычки… Я любил его… Я уже хотел назад, в расположение. Я не мог находиться рядом с ним. Как то он подошел и взял мои руки в свои:
—Да… С такими мозолями ты ни хуя не работник. На следующей неделе в роту. Я не санчасть. Иди уберись в кубаре… Пожрать сделай. Я сам закидаю.
Начистил картошки, тушенка, кисель… А пропади оно все. Убрался в кубаре. Выходить собрался с тазом в руках и с ним в проходе столкнулся.
—Куда, блядь, прешь? В глаза долбишься?
От его удара упал я на кровать свою и весь таз с грязной водой на себя и на постель вылил.
—Ох и уёбок! Рястяпа. Иди мойся, блядь! Да по быстрому. Жрать будем и спать! Недоросль, баба!
—Я не буду ужинать — не хочу.
—Ну баба с возу — кобыле заебись.
Собрал я матрасики-простынки, просушить надо. Разложил на трубах — высохнут. В душе стою моюсь. Слезы душат.»Ну, почему все так… В чем я провинился, Господи, что же такого я успел сделать плохого в жизни, что так наказан я…».Я закончил мыться — он заходит.
—Иди поешь все-таки. Я оставил там… Пока не остыло…
Сижу, ем, даже вкуса не чувствую. Тошно мне! Ох, как тошно! Вышел Игорь, посмотрел на меняи спать пошел. Я убрал все со стола. К стенке прислонился, сижу тихо, себя жалею… Заходит:
—Ты еще долго сидеть будешь? Отбивайся по быстрому!
—Да мокрое еще все… Не высохло…
—Рядом ложись. Или стеснительный до невъебения?..
Захожу в кубарь. В темноте разделся тихо. Он лежит курит. Пододвинулся. Я к стенке лег, почти в нее вжался, что бы его не касаться. Я первый раз в жизни лежал с мужчиной в одной постели…
—На хуй я тебя взял… Лучше бы путевого бойца вместо тебя… Пожалел блядь, мать Тереза, ебать ее… Хуево тебе там будет — ты теперь там как новенький, почти две недели прошло, твои уже между собой скорешиться успели… А ты теперь там один будешь…
И тут прорвало меня. Заплакал я. Нет, не заплакал, а зарыдал:
—Какая разница — здесь, там… Выдержу…
Он меня к себе развернул — обнял, прижал:
—Ну ты че Валек! Да, ладно не убивайся ты так! Ну, тихо, тихо…
Как ребенка успокаивает, по спине гладит. Руки огромные, сильные. Я в грудь его волосатую уткнулся и тихо плачу. Вроде успокоился я. Он все прижимает. И так хорошо мне от ощущения его тела, его запаха, от дыхания его, от того, что впервые я так близко с мужчиной лежу, а он гладит меня по спине и успокаивает. Если бы спросили меня тогда: «Сейчас?..». Я бы ответил: «Да, сейчас можно и умереть, я согласен…». Вдруг он рукой лицо мое взял и поцеловал, нежно и сильно. Отстранился и опять. Языком губы мои раздвинул — внутрь проник, я чуть не умер от разрыва сердца. Чувствую, член у него встал — в живот мне упирается… Шепчет мне на ухо:—Валюха, если ты сейчас не встанешь и не уйдешь — глупость я «ограмадную» с тобой сделаю… Уйдешь?..