Девяносто…

Девяносто...

Уходить лучше зимой. Или в крайнем случае поздней осенью. Самое лучшее время. Температура-минус…

Весь процесс проходит без ненужных неприятностей, которые сопровождают это событие. Событие в общем-то не особо заметное для города, района, страны наконец-то, но во дворе это целое ЧП. Не хочу быть цыничным, но для двора это-шоу, тем более «на шару». У подъезда-толпа людей. Здесь и взрослые, и мальчишки. Да и кого там только нет… А все-таки немного радует, что все они пришли ко мне. Хотя всегда меня не больно-то любили… А вот пришли…

Странновато смотреть на самого себя со стороны, а тем более сверху. Я опускался несколько раз вниз, заглядывал людям в глаза, особенно ЕМУ, читал его мысли и проклятия, которые он посылал себе, но никто не замечал меня, настоящего, они смотрели лишь на красный ящик, совсем не понимая, что это уже не я. Забавно проходить сквозь них — ты читаешь все эти мысли, чувства, сожаления, ты видишь их как бы изнутри, а они совсем не замечают этого. Только ОН, когда я касаюсь ЕГО ДУШИ как бы вздрагивает. Не знаю, чувствует ОН меня, или это просто слезы. Хотя слез на его щеке не видно. А может они внутри?

Я заглянул в НЕГО. Конечно, подсматривать нехорошо, но ведь это был ОН. Тот самый Лешка. Который не скрывал от меня ничего. Да и я тоже.

Нет, я ошибся — это был океан слез. Его слез. Странно-ведь они могли затопить весь мир. Его МИР. В котором раньше были я и ОН.

Лешка то пытался ругать меня, в душе конечно, то снова проклинал себя за те откровенные знаки внимания, которые он уделял мне при всех в школе, во дворе… Пацаны дразнились над нами, но Леха был не из тех тихоней. Они, в конце концов получали свое, эти жлобы. И они его побаивались.

Как-то однажды они назвали меня «педиком». Леша был рядом и все слышал. Он отозвал одного из них в сторону. Что он ему сказал?.. Наверное это останется тайной. Но после этот пацан обходил и его и меня стороной.

Я жалею, что как-то пожаловался ему, что меня иногда «достают». Из-за наших с ним отношений. Да а что теперь жалеть-то? Меня больше нет. Для НЕГО, для людей, для этой крохотной частички ВСЕЛЕННОЙ. Через неделю все забудут об этом дне и все пойдет как и раньше. Это для всех, а для НЕГО..?

Как он будет жить дальше? Я уверен-он выживет, но кто сохранит его ДУШУ? Кто будет ласкать его ночами? Кто расскажет о своих победах, неудачах? Кому ОН сможет рассказать о своей Боли?

Рано я ушел… Теперь конечно все будет у него по-другому. Кто сможет защитить ЕГО ДУШУ? Обнять ЕЕ, гладить и целовать, а потом вместе лететь над городом? Нашим городом… Помнишь наш первый полет?

Я так боялся, а ТЫ тогда сказал мне: «Не бойся высоты, все это могут, просто не хотят…» А я так боялся…

Вот и нестройный траурный марш Шопена. Полупьяные музыканты, работа у них такая… А ведь я просил ТВОЮ музыку! И только ТВОЮ. Ну да ладно, ТЕБЯ я еще услышу. Вообще-то я люблю только ТВОЮ музыку.

Такая вот она, до слез понятна и загадочна для всех. Они ее слушают в тайне друг от друга. Им стыдно признаться, что они ее любят. Да БОГ с ними…

Кто-то принес магнитофон. Кто? Не ТЫ, конечно. Музыканты пили водку, а я слушал ТВОЮ музыку. Потому, что это ТЫ писал ее мне. Вернее для меня. Не хочу я и не буду прощаться с ТОБОЙ. Мир бесконечен. Я знаю — мы будем вместе. По-другому нельзя.

Нельзя потому, что неправильно это. А ВСЕЛЕННАЯ держится только на том,что люди называют Любовь.

Просто мало кто это знает.

————————————————————————————————

А помнишь как мы с тобой осенью сбежали на неделю из дома. Это было грязным и пыльным концом лета. В небе болталось всем поднадоевшее солнце. Как глазунья на сковородке. Единственное удовольствие — речка и песок, вернее стройматериал из которого мы с тобой построили настоящий город. Настоящим было все: дома, улицы, дороги. Даже машины были. Небыло только школы. Для нас в этом городе еще было самое настоящее лето. А зачем она летом-то? Летом — купанье, рыбалка, походы, но не школа. За зиму она и так надоела. Мы жили в этом городе несколько дней. Несколько счастливых дней и ночей, и казалось так будет всегда. Но «враги» напали на город, разрушили все: дома, парки, дороги. На месте города остался все тот же песок, а мы сидели на нем и молча лили слезы. Настоящие слезы по ненастоящему городу.

Ненастоящим он был для них, а для нас самый что ни на есть настоящий и родной. Ведь мы его строили сами.

———————————————————————————————

Красный ящик несли на руках четверо мужчин. Небось в школу меня никто так не таскал бы. За ящиком — человек двести, а может и больше, да вообще какая разница? Мама… Как тебе тяжело сейчас! Я вижу твои слезы, слезы невыразимого горя. Иду рядом с тобой хочу обнять тебя, поцеловать, вытереть слезы, но руки проходят сквозь волосы, щеки, родные мои любимые глаза. Сейчас я тоже плачу. Потому, что плачешь ты. Боже! Каким я был дураком, огорчая тебя по разным пустякам, из за своих глупых выходок. Мама…

Ты помнишь как провожала меня и Лешку в летний лагерь? Я так не хотел ехать с этим малознакомым, странным пацаном рядом в школьном автобусе. Лешку перевели в нашу школу за пару месяцев до летних каникул. Он почему-то мне сразу не понравился. Уставится на меня и смотрит и смотрит… На переменах. Как будто вокруг больше не на кого смотреть. Я посмотрю на него-он сразу отводит взгляд, а потом снова… Все девчонки в их классе «бегали» за ним, а он от них. Пацаны завидовали ему, все пытались чем-то унизить, оскорбить. Только это им «боком» выходило. Мальчишка мог постоять за себя. В этом многие не раз убеждались. Господи! Как-же это было давно!

А в лагере наши койки оказались рядом. Это я потом узнал, что Леха попросил воспитку перевести его на эту кровать. С этого все и началось. А через день ему исполнилось тринадцать… Только он не сказал об этом никому. А когда в палате выключили свет (ОТБОЙ!), он спросил меня: «Сколько тебе лет?»

Я ответил: «Тринадцать, а что?». Он улыбнулся и сказал: «Мне теперь тоже. «С этой ночи мое отношение к нему стало другим. Он нравился мне.

———————————————————————————————-