— Давай.
— Садись верхом.
— Еще чего захотел. Слушай, а который час?
— Полдвенадцатого.
— Да меня убьют дома! Я в десять обещала вернуться.
— Ну, побудем еще.
— Да ты что, совсем что ли?
— Ну, побудем.
— Нужно бегом домой. Давай сюда, быстро.
— Что давать?
— Кончай придуриваться. Лифчик давай сюда.
— Ну на, ты прямо, как пожарник.
— Застегни.
— Повернись, а сама ты как застегиваешь?
— Не язви. Побежали, побежали.
— Ну подожди, дай хоть ширинку застегнуть.
— Ой, ужас, юбку помял, волосы растрепал.
— Давай поцелуемся.
— Ну, только разочек.
— Когда мы увидимся?
— А когда хочешь. Пошли. Пошли.
Тетрадь Игоря
Африкановна придумала небольшую казнь мне и моим пацанам. Никогдапрежде детей такого возраста не заставляли работать на посудомоечной машине. Это была превилегия первого и второго отряда, но кто-то из мальчишек обидел ее сыночка, и эта мегера, вызвав меня к себе, заявила, что сегодня посуду первый отряд мыть не может, они ушли на соревнования, отстаивать нашу честь, а потому мне нужно разделить мальчишек на три бригады и целый день обслуживать посудомойку.
День прошел тяжко, пацаны быстро уставли, было жарко, душно, сыро. Я пахал, как вол. Но в семь часов, мы, наконец, освободились. Дулечки, шептал я себе, больше такого не будет, скажу об этом директору лагеря. Зина нас жалела, трижды она приходила к нам, один раз даже принесла килограмма три черешни.
Настал вечер, а с ним танцы, кино. Мы здесь уже вторую неделю, все перезнакомились. Появились личные интересы. Те шестеро, из первого отряда в кино всегда сидят рядом, парами, во время танцев тоже держатся обособленно.