Брызги росы щекотали лицо. Болтался повод. По сыро земле предрассветного леса глухо отдавал — тугой шлёп конских копыт. От земли поднимался запах, он щекотал ноздри, пробирался глубже в гортань, лёгкие, лёгкие наполнялись этим запахом прелой земли, слежавшейся чёрной листвы, раскисших шляпок грибов. Вверху ветер набегал иногда на вершины больших дубов, плотно замыкавшие верхний ярус старого леса, но внизу было тихо, только шлёп, шлёп, шлёп копыта по мокрой земле.
По его грузному расслабленному телу струилась усталость от бессонной ночи и длинного перехода, она отяжеляла веки, струйками сбегала вниз, скапливалась в районе поясницы, плескалась в узких раструбах кожаных сапог. В голове было бездумье усталости, лишь звук копыт угрюмо протискивался через головные кости, звучал отдалённо и одиноко…
Дружина растянулась за ним не длинной цепью. Все молчали, как молчит всё в природе в этот час меж ночью и солнцем, когда спит всё и должно спать всё, только человек в вечной суетности и погоне за призраками нарушает иногда этот час покоя, но и он ощущает в глубине свою неправоту, оттого он немеет и цепенеет в этот час тишины и непреложного покоя…
По лесу двигался отряд. Звук быстро затихал за ним, но колыхание веток ещё долго звенело по их следу, разбрызгивая во все стороны тонкую пыль росы.
К нему подъехал поп.
— Скоро ещё? — не поворачиваясь и не нарушая своей расслабленной позы, бросил он.
— Должно близко.
— И верно говоришь, что язычничают в Дубрищах?
— Верь, князь, слову. Смущает там людей старый ведун Ярила, приносят они жертвы мерзкому Перуну-истукану и славят Хорса, веру подрывают и сеют недоверие к княжей власть и князьям как отступникам от старой веры.
— Коли правда сие — худо им быть, князь сурово сумеет наказать супротивников веры Христовой, — ответил он и снова погрузился в дрёму. Приблизившийся к ним старший тиун Дрыга подал свой голос.
— Говорят у Ярилы дочка — первая красавица на всю землю дряговичей.
Никто не ответил, голос прозвучал и затих.
Внезапно лес расступился.
Узкой полоской расплавленного металла сияло навстречу восходящее солнце. Солнце и весь воздух, прозрачно насыщенный им, ослепили глаза всадников после полутьмы глухого леса. Постепенно, когда глаза людей приспособились к новому свету, их зрению предстала картина неширокой реки, плавно петляющей средь мягких зелёных лугов, а вдали возле раскидистого дуба была видна большая толпа людей — мужчины, женщины, дети в пёстрых платьях и белых рубахах. Они медленно, ритмически двигались вокруг разукрашенного дерева и их торжественная песнь широким веером расходилась в высоту, лишь краешком доносясь до их слуха. Это был старый языческий гимн Солнцу.
Велий Хорсе
Велий Хорсе
Одари ты нас любовью
Одари ты ны скоты
Одари ты животы
Старые, слышанные с детства слова, старая, знакомая с детства мелодия дедов и пращуров не могла не отозваться в сердцах все этих людей, даже если и приняли они новую веру, привезённую с раскошных берегов Босфора, даже если и утопили священного дедовского Перуна в водах Днепра, но себя не враз переделаешь, не враз отбросишь свою память… Она будила воспоминания о детстве и тепле, мягких руках матери, шамкающем говорке лохматобородого деда, рассказывающего сказки и старые предания о Рюрике, Святославе и походах на Царьград, весёлые попевки и хвалы Бояна. Новая вера была холодна и сурова, она ушла с просторов полей, от сумрачного уюта лесов, замкнулась в каменных клетках ослепительно белых неживых церквей, где на человека с гневом и укоризной глядели раскосые лики мстительных патриархов и даже во взгляде богородицы не было доброты и утешения, и младенец на её руках никогда не улыбался…
Он оглянулся на спутников, обвёл глазами их затянутые пеленой воспоминаний лица, под его взглядом они съёживались, будто уличённые в чём-то непростительном и пустил своего коня вперёд.
Дружина с воплями и криками обогнала его, рассыпалась по полю, окружая язычников, которые при виде их бросились бежать к лесу, но, увидев, что путь отрезан, сгрудились вокруг высокого старика в белом и с длинной белой разлетающейся бородой.
— В воду их, загоняй их в воду! — возбуждённо вопил поп, радый, что так удачно застали язычничающих.
— Всадники конями и копьями стали загонять людей в воду.
— Князь, вот он, Ярила, главный хороводчик, — закричал поп, подскакивая к князю.