СОСЕДКА
Она жила в соседней комнате. И ее звали Софи.
Нас разделяла тонкая дощатая стена, не оставлявшая квартирантам никакого права на то, что принято называть личной жизнью.
К ней часто заходили гости. Иногда это были мужчины, иногда женщины, иногда гостей было сразу несколько. Но, в любом случае, в те вечера, когда она оставалась дома не одна, за моей стеной играла музыка и доносились голоса. Ближе к ночи голоса и музыка переходили в сдержанные стоны, которые становились все громче, неразборчивее и в конце-концов извергались безумным гимном торжества страсти. Гости исчезали под утро (я слышал как Софи запирала за ними двери).
После таких вечеров мне, одинокому молодому мужчине, долго было не уснуть. Надо ли объяснять почему?
Все в доме, от последнего жильца до самой хозяйки – Анны Терезы, пожилой склочной дамы – знали, или по крайней мере догадывались, о том, что происходит вечерами в комнате Софи. Знали и молчали. Она была будто легкий наркотик, будто транквилизатор в нашем занудном пуританском болоте. Как ложка отрезвляющего дегтя в приторной бочке мёда застоявшейся праведности. Всем своим поведением Софи будто говорила: «Желания плоти существуют, и с ними приходится считаться».
Она была легка, словно бабочка… легка во всем – в мыслях, словах и поступках… Я до сих пор помню ее ясные и глубокие глаза. И когда она смотрела на вас, возникало ощущение, будто она знает о ваших тайных желаниях гораздо больше, нежели вы сами.
Однажды мы столкнулись на этаже после очередной бессонной ночи. Ее взгляд был ясен, ироничен и открыт, как ни в чем не бывало. Она игриво вскинула на меня свои темные ресницы и усмехнувшись собралась спускаться по лестнице. Она понимала – я, как никто другой осведомлен о происходящем за дверью ее комнаты… Но не смущалась и не стеснялась этого. Я же напротив боялся встретился с ней взглядом. Мы молча спускались рядом, она — держась за перила…
Наконец, я переборол смущение.
— Доброе утро…
— Привет, Джен – улыбка Софии была искренней – Думала, ты никогда не заговоришь…
— Извини, я не очень разговорчив… У тебя были гости?
— Ты и сам слышал.
(Мне показалось, что я начал краснеть от стыда.)
— Да… я слышал, как они приходили…
Софи хитро усмехнулась: «Только как они приходили?»
Я молчал.
— Почему ты боишься сказать? Это так страшно?
— Есть поступки, говорить о которых не очень принято… — выдавил я.
— Есть поступки, которые можно совершать, но нельзя о них говорить? Ты это имел в виду?
— И совершать тоже… — я был смущен и мысли мои путались.
— Скажи мне, Джен – Софи посмотрела мне прямо в глаза – хотя бы раз в жизни сам себе ты смог признаться в своих желаниях? Смог сказать сам себе, не взирая на принятые нормы, я хочу того и этого? Подумай об этом, Джен… Когда подумаешь, заходи в гости. Я буду тебе рада. В любой вечер.
И Софии выпорхнула из подъезда, легкая и быстрая словно птичка-колибри.
* * *
Над словами Софи я думал весь день. В конце-концов я ничего не потерял бы, зайдя к ней ненадолго, хотя бы просто поговорить… Вот так же непосредственно и просто, как мы говорили на лестнице сегодня. В этом нет ничего плохого и предосудительного. Тем более, что в любой момент я могу встать и уйти к себе.