искать.
Сегодняшний день стал поворотным в моей жизни. Произошли две вещи.
Во-первых, мы урегулировали последний из четырехсот одиннадцати исков. Это привело к следующему результату:
1. Я согласился закрыть двести сорок четыре иска, каждый на небольшую сумму в долларах.
2. Я отклонил девяносто девять исков по разным личным причинам.
3. В судебном порядке отклонено одиннадцать исков.
4. Суд отклонил пять дел по «техническим» причинам.
5. Суд отказал в удовлетворении сорока шести исков, когда подсудимые оказались в тяжелом состоянии по состоянию здоровья.
6. В общей сложности в суд были переданы шесть исков, и все они были выиграны мной, с присуждением значительных денежных сумм.
Общая сумма присужденных денег составила около одного и четырех десятых миллиона долларов. И снова мой адвокат взял себе значительную долю.
Во-вторых, я поселился в своем доме. Я очень тихо продал дом «как есть» агенту по недвижимости за существенно меньшую сумму. Я просто хотел как можно быстрее и тише уйти и начать все сначала в другом месте. Деньги действительно не имели значения.
В конце урегулирования я сказал агенту:
— Теперь вы — владелец дома, но у меня осталось сделать пару вещей. Завтра Гудвилл заберет все из дома: мебель, кухонные принадлежности, кровати, все остальное. Я ничего не беру с собой — слишком много плохих воспоминаний. Я уже отправил к себе все, что хочу оставить. Вы можете взять все, что хотите, до того как утром приедет Гудвилл. Днем приедет клининговая компания и уберет все сверху донизу. Это меньшее, что я могу сделать. Кроме того, кто-то будет рядом, чтобы забрать мою вторую машину. Ее я тоже продал. Я не могу вести две машины одновременно, чтобы добраться до своего нового дома. В это время завтра мы будем уже далеко отсюда. Если хотите, можете сказать, что я ускользнул из города посреди ночи, мне все равно. Утром мы будем далеко отсюда и от прошлого.
Я оглянулся, чтобы проверить Яну на заднем сиденье, и увидел, что она спит среди коллекции игрушек. Я взглянул на лежавшую рядом со мной утреннюю газету, на первой полосе которой была статья об одном из их репортеров, номинированном на Пулитцеровскую премию в области журналистики за серию статей об «Эпидемии Томпсона». Я подумал, что хоть кто-то извлек выгоду из этого беспорядка.
Несколько дней назад та же газета сообщила о том, что произошло с момента начала этой истории. Там писалось, что:
1. Число зарегистрированных случаев ВИЧ-инфекции с первоначальных тридцати шести теперь выросло до пятидесяти четырех.
2. Еще сто семь человек выдали положительный результат, как сообщается, в результате контакта с теми, кто занимался сексом с Дженни. Среди них был один из менеджеров Томпсона, занимавшийся сексом с Дженни, а затем передавший болезнь своей жене, двум своим любовницам, сестре, дочери и сыну. Этот парень, должно быть, был настоящим подлецом.
3. Было подано около двухсот дел о разводе в отношении лиц, указанных в исках.
4. По данным полиции, они ответили более чем на сто пятьдесят звонков о насилии в семье, опять же связанном с теми, кто назван в судебных исках.
5. Супругами четырехсот одиннадцати человек вынесено семьдесят два запретительных судебных приказа.
6. По оценкам департамента здравоохранения штата, расходы на здравоохранение для всех инфицированных обойдутся более чем в пятьдесят миллионов долларов.
7. Они уволили всех двенадцать исполнительных менеджеров, шесть глав отделов и двадцать три сотрудника из офиса Томпсона. Сюда входил весь персонал службы безопасности. Остальным тридцати пяти сотрудникам предложили должности в других филиалах.
8. Городские власти уволили начальника полиции и двух его офицеров. Они тоже были ВИЧ-инфицированными.
9. Никто еще не определил масштабы СПИД.
10. Никто так и не узнал, как и когда заразилась Дженни.
11. Два человека были убиты.
12. Два человека покончили жизнь самоубийством.
Нам предстоит пройти еще тысячу миль, прежде чем мы вернемся домой.
Когда одна дверь закрыта, знаете ли, другая открыта.
Боб Марли
Давно не чувствовал ничего подобного. Я думал, что Дженни вырвала из моей души всякую способность чувствовать. Но в последнее время я заметил, что иногда улыбаюсь чему-то, обычно тому, что сказала или сделала Яна. Я думаю, что она — единственная причина, по которой я зашел так далеко. Боже, я люблю эту маленькую девочку. Пока она остается моей маленькой девочкой, я могу когда-нибудь все пережить.
Но этого произойдет не сегодня. Прямо сейчас я стою возле похоронного бюро, засунув руки в карманы, глядя вверх на белую входную дверь и боясь войти. Внутри — прах моего самого старого друга. Мы родились в один день. Мы вместе росли, вместе играли, вместе смеялись и вместе узнали все о жизни. Черт, мы даже лишились девственности вместе в одном походе. У него была Шерри Маркс, а у меня Донна Барнетт. Я думаю, что закончил свое дело лучше. Мы были неразлучны. Мы даже учились в одном колледже. Тогда мы заинтересовались разными вещами, и пошли разными жизненными путями. Мы поддерживали связь все годы, но никогда не были так близки как в детстве. Мы выросли и стали разными людьми.
Но теперь он мертв, а я — в эмоциональном беспорядке и не могу войти. Я не хочу выставлять себя дураком перед всеми этими людьми, поэтому ничего не делаю. Я просто стою на тротуаре и смотрю на дверь, надеясь, что земля разверзнется и поглотит меня целиком.
Когда я посмотрел на дверь, она открылась. Там, улыбаясь мне, стояла миссис Пеллегрино. Я не видел ее почти двенадцать лет. За исключением пары тлограммов и седой пряди в ее длинных черных волосах, она выглядела именно так, как я ее запомнил — абсолютно великолепно. Будучи подростком, я обычно лежал в постели и думал о ней. Раньше я думал о ее красивых длинных ногах, большой груди и идеальной форме ягодиц. Я закрывал глаза и видел, как ее длинные черные волосы волнами ниспадают на ее широкие загорелые плечи, создавая черную оправу для ее такого нежного лица. Ее глаза были гипнотическими, но у нее был самый невероятный рот, который я когда-либо видел. Казалось, он всегда улыбается. Улыбка, которая может осветить комнату или избавить от проблем детства. Я провел много времени, фантазируя о ней, опустив руки в штаны. Боже, я любил эту женщину.
Но уже тогда я знал, что это неправильно. В конце концов, она была матерью моего лучшего друга, друга, который сейчас находится в урне сразу за дверью, что она держит открытой. Несмотря на ее красивую улыбку, я замер на тротуаре, надеясь, что земля разверзнется. Я посмотрел себе под ноги.
Тепло ее тела заставило мой взгляд подняться и взглянуть вверх. Эти красивые карие глаза и широкая улыбка были всего сантиметрах в десяти от меня.
— Как ты, Рэнди? — спросила она своим свежим молодым голосом. Даже звуки, которые она издавала, были великолепны.
— Я в порядке, миссис Пеллегрино. У меня просто проблемы с ногами. Кажется, они не хотят подниматься по ступенькам.
— Когда я приехала сюда, у меня была такая же проблема. Внутри все не так плохо, как ты думаешь. — Она сделала последний шаг вперед и обняла меня. Мать моего лучшего друга, моего мертвого лучшего друга, обнимала меня, пытаясь утешить. Я знал, что это все, что она делала, но мог думать только о тепле, которое она излучала, и о большой мягкой груди, в которую она вжала меня. Я был одновременно смущен и возбужден. Я давно мечтал об этом, и после всех этих лет я был удивлен, что до сих пор так к ней отношусь. Но больше меня удивило то, что я все еще мог что-то чувствовать, что угодно. И просто знать это было несколько утешительно.
Я пробормотал ей в волосы сбоку:
— Спасибо. Вы не можете знать, что он сделал для меня, как много он для меня значил. Мне просто очень жаль, что он ушел. Я очень по нему скучаю.
Некоторое время мы стояли вместе, обнимая друг друга и не говоря ни слова. Просто нежно обнимая меня, она заставила меня почувствовать, что я почти могу пройти через дверь и столкнуться с тем, что было внутри.
Она медленно разорвала наши объятия и отступила, глядя мне в глаза. У нее на лице был вопросительный взгляд, когда она спросила:
— Рэнди, у меня есть к тебе вопрос, прежде чем мы войдем. Мне нужен честный ответ.
— Хорошо, конечно, все, что угодно.
— Вчера у моей двери появилась адвокат. Она представилась и дала мне конверт. В нем говорилось о трастовом фонде. Кто-то учредил трастовый фонд на имя моего сына для Джошуа. Это — трастовый фонд на миллион долларов. Миллионов долларов! Я спросила ее, кто несет ответственность, и она ответила, что никто не знает, что это устроил анонимный донор. Думаю, они знают, но не могут мне сказать. Мой вопрос к тебе: не имеешь ли ты какого-либо отношения к этому? Это ты учредил трастовый фонд на имя Портуса?
Я посмотрел ей прямо в ее красивые карие глаза и сказал лучшую ложь, которую когда-либо говорил:
— Нет, мэм, я ничего об этом не знаю.
Она стояла и смотрела на меня, а я знал, что никогда не смогу солгать ей и избежать наказания за это, но должен был попытаться. Через минуту ее серьезное лицо стало счастливым, и она улыбнулась мне своей красивой широкой улыбкой и прошептала:
— Спасибо.
Я не сказал, что знал, что она знает, или как бы то ни было. Я просто улыбнулся ей в ответ.
— Не знаю, знаешь ли ты, но теперь я — законный опекун Джоша. Ты знал, что последние три года Портус был болен, и до того как он скончался, мы договорились, чтобы я удочерила Джоша. Так что, мой внук — теперь мой сын. Я планирую потратить деньги из целевого фонда, чтобы Джош поступил в лучшие школы и колледжи. Если что-то еще останется, он сможет получить это в качестве свадебного подарка. Джош сказал, что хочет стать врачом, чтобы найти лекарство от того, что убило его отца. Я постараюсь, чтобы это произошло.
Я улыбнулся и сказал:
— Миссис Пеллегрино…
— Анна. Ты достаточно взрослый, чтобы называть меня Анной. — Говоря это она слегка погладила меня по щеке.
Я улыбнулся еще шире и сказал:
— Анна, я думаю, теперь я смогу войти. Не могла бы ты провести меня?
Она повернулась к двери и взяла меня за руку, и мы прошли, взявшись за руки, несколько метров, которые казались невозможными всего несколько минут назад. Оказавшись внутри, к нам подошел мужчина и сказал Анне, что они готовы начать.
Анна повернулась ко мне и поцеловала в щеку.
— Пожалуйста, останься потом. Я хочу еще немного поговорить, и хочу, чтобы ты познакомился с Джошем. Он — хороший ребенок. Я думаю, он тебе действительно понравится.
Она улыбнулась и указала на книгу посетителя, тихо растворившись в толпе.
Я сделал запись в книге и сел возле одной из выходных дверей. Дама рядом со мной протянула мне коробку салфеток, и я набрал шесть или семь штук, прежде чем положить ее. Взял на всякий случай. Через несколько минут все сели, и к трибуне подошел молодой человек.
Он сказал:
— Дамы и господа, спасибо всем, что пришли. Мы здесь сегодня, чтобы чествовать жизнь Портуса Эмануэля Пеллегрино. Все мы знаем о его смерти, о том, как он страдал и умер от этой чумы современности, СПИДа, но что мы хотим сегодня отметить — это то, как он жил, а не то, как он умер. Он был самым дружелюбным и искренним человеком, которого я когда-либо встречал. Он был настоящим. Он был добрым. И он словно спустился с небес. Спустился с небес, и никто не знал его как Портуса. Мы все знали его как Мэнни. Мэнни мог отдать кому угодно что угодно…
Вот тут я слетел с катушек. Я схватил горсть салфеток, приложил их к лицу и заплакал…