Четыре белые хризантемы

Четыре белые хризантемы

Заметив, что мы с Гориным всё это время шли позади, Алексей зло пихнул Олега локтем в бок — они остановились поодаль, напряженно наблюдая за нами. Вот так и получилось, что пьяная откровенность моего лучшего друга разом перечеркнула всю мою жизнь.

— Ну ты и придурок, — бросил Алексей, снимая сильную ладонь любовника со своей талии.

— Но я… Макс?

Я ничего не сказал и даже не повернул головы — я не мог поверить, что в глазах Андрея вижу сейчас оттиск презрения и брезгливости. У меня под ногами земля горела, и никакие извинения Олега не могли её потушить.

— Я это… вот что, — вяло проговорил Андрюшка, сунув руки в карманы и задумчиво взглянув на дорогу, — я лучше пойду, ребята. Дальше без меня как-нибудь.

— Чёрт, — сквозь зубы выругался я.

Андрей лёгкой походкой уходил к лесу, а у меня щипало в глазах от обиды. Как нелепо терять вот так — внезапно и навсегда! Мне показалось, что навсегда.

Алексей и Олег тоже время зря не теряли, и первый, похоже, всерьёз взялся за воспитание этого недоноска. Господи, как же мне хотелось придушить Крушинина! Только вот моральных сил не было никаких. Постояв ещё несколько минут в нерешительности, я понял, что Андрей вот-вот скроется в сосновом бору — что-то вдруг надломилось во мне, и я со всех ног бросился за ним, не слыша оправданий Олега и оскорбительных эпитетов Лёшки в его адрес. Пусть хоть поубивают друг друга — мне всё равно.

Я догнал Андрея у поворота на шоссе и предложил по крайней мере довезти его до дома. Он несколько раз отказывался, но я настаивал и постоянно извинялся за весь этот вздор, который нёс Олег. Я говорил, что у меня и в мыслях не было обидеть его, и что ничего такого я не думал, и что в постель я тащить его не собирался. В конце концов Андрей без особого восторга согласился сесть в машину. В тот день мы больше не стали ничего обсуждать. Я высадил его на автобусной остановке, а сам поехал домой. Андрей обещал позвонить.

Его звонка я так и не дождался ни через день, ни через два, ни через неделю. На мои он не отвечал или просто сбрасывал. Солнце померкло, и мир без Андрея стал серым и скучным. Я впал в долгую непрекращающуюся депрессию, пытаясь смягчить свою боль вином и шатаниями по ночному городу. Просыпаясь утром со страшной головной болью, я плелся на работу, тупо просиживал там восемь часов, потом шёл в бар и напивался. В лучшем случае доходил до дома своими ногами.

— Всё, так больше не может продолжаться! — прикрикнул на меня как-то Олег.

После случившегося он вообще частенько заглядывал в мой пустой дом, беспокоясь о заблудшей страдающей душе. А может быть, его просто терзали угрызения совести? Не знаю, да и знать не хочу. Нередко с ним появлялся Алексей, а ещё бутылка хорошего коньяка. Сегодня был выходной, и я лечил свою утреннюю головную боль чашкой крепкого кофе. За окном ярко светило августовское солнце, но мне оно почему-то напоминало пытку для ослабленного алкоголем вампира, в которого я превратился.

— Ты посмотри, у тебя уже синяки под глазами, — Олег читал нотации, и мой безразличный ко всему вид заводил его ещё больше. — Погоревал — и хватит, по-моему. Возьми себя в руки — на тебя даже смотреть противно. Побрейся, приоденься, выйди хоть на улицу…

Алексей в этом плане был куда тактичнее: он молча прошёл на кухню, бросая на нас с Олегом внимательные взгляды, вымыл посуду, поставил чайник и достал из холодильника закуску.

— Со мной всё в порядке, Олег… Правда, — я твердил это ему уже полтора месяца кряду, но, видимо, выглядел при этом не слишком убедительно.

— Ага, оно и видно, — Олег разлил коньяк в три стопки, и к нам за стол присел Алексей. — Говорил я тебе, никогда с натуралами не связывайся.

— Избавь меня от повторения. Это моя жизнь, и я буду делать с ней то, что считаю нужным.

— И не надейся, Березин, — Олег неприятно улыбнулся. — Ещё я тебя алкоголиком не видел.

— Не переживай за меня, — съязвил я, протягивая ему бутерброд. — Не сопьюсь.

Крушинин посмотрел на меня с вызовом и уже собирался устроить по этому поводу дискуссию, но тут в наш спор вмешался обычно молчаливый Алексей:

— Оставь его, Олежка. Он прав, — с мягкой улыбкой вступился за меня Рыжик, наливая чай в две чашки.

Крушинин несколько секунд хмурился, смотрел на Алексея пристально и раздражённо. Я так и не понял, почему вспылил Олег. Совершенно неожиданно на моей кухне разыгралась самая настоящая шекспировская трагедия.

— Не лезь к нам, Лёша, понял? Я этого птенца, как брата, люблю, а ты не вмешивайся. Никогда в мои дела не вмешивайся. Сколько повторять? Не твоего ума дело, — Крушинин выскочил из-за стола. — Делайте, что хотите — я пошёл. А ты, — бросил он Рыжику, — чтобы дома был не позднее шести.

Алексей ничего не ответил — закусил губу, да так и остался стоять с чашкой горячего чая в руках. Он не поднимал глаз, с тоской смотря на пар, что испарялся с поверхности жидкости, и я мог поспорить, что он вот-вот сорвётся.

Олег ушёл, при этом от души хлопнув дверью.